— Да не надо, — будут останавливать его приятели.
— Товарищ старший лейтенат, вы извините… — парень все-таки решится. — Вот спорим. Смотрим, десантник. Я говорю, наверное, в Афганистане служили, угадал?
— Служу, — коротко ответит Степанов.
Не захочется ввязываться в разговор, устанет в дороге до чертиков. Только дай повод, сразу начнется: «А как… Вот мой знакомый… Да я сам…» Один из друзей Алексея, посмеиваясь, рассказывал:
— Когда был лейтенантом, все алкаши, хватающие за рукав, представлялись старшими лейтенантами. Стал капитаном, уже выдают себя за майоров: «Капитан… Нет… Э-э… Ты послушай… Я сам служил… Я майор в запасе…»
Компания придвинется ближе. Один начнет рассказывать о брате, который первым входил в Афганистан. Поведает, как тот выбрасывался с парашютом. А каково там было!.. Почти весь батальон положили в день ввода войск.
Алексей промолчит. Будет неопределенно кивать головой. С облегчением увидит показавшийся из-за поворота поезд. Извинившись, с трудом втиснется в плотную массу тел пассажиров, штурмом берущих открывшиеся двери вагона… Подумает при этом: «Бред сивой кобылы. Врет твой брат, а может ты сам. Развелось героев, плюнуть некуда…»
Афганистан будет глубоко сидеть во многих из тех, кто его прошел на самом деле. Внезапной вспышкой ярости на какую-то несправедливость, презрением к опасности — страшнее смерти ничего нет, а с ней встречались лицом к лицу, фантастически гиперболизированными картинами снов — он будет напоминать о себе постоянно.
Когда станет невыносимо трудно, Степанов будет думать о погибших друзьях. Что бы сказали они, если бы вдруг ожили? Как бы отнеслись к его проблемам? Наверное, грустно усмехнулись бы. Оживить Алешку Медведя, Володю Митрофанова… Поднять их из могилы, предложить: «Вы будете помнить все. То, что были офицерами, имели награды, вас уважали, ценили. Теперь ничего из прежней жизни к вам не вернется. Будете заниматься самой грязной работой. Иметь минимум удобств. Работать от темна до темна. Однако вы все рано будете помнить, что когда-то жили по-другому, но были убиты на войне… Согласны на такие условия?»
Согласились бы они ожить или нет, Степанов не мог ответить однозначно. Да и никто, наверное, не сумел бы…
15.
Вертолеты приземлились на аэродроме в Джелалабаде. Не успел спрыгнуть на бетонку, как подошли солдаты в форме ВДВ. И среди них тот сержант-санинструктор, с которым Степанов летел сюда несколько дней назад. Из десантно-штурмовой бригады.
— Видишь, как довелось встретиться… — грустно покачал головой Алексей, пожимая руку знакомому. — Вас прислали в помощь?
— Так точно, товарищ старший лейтенант. Где убитые?
Степанов кивнул на вертолеты и попросил:
— Вы их в тень от самолетов положите. Печет очень…
Десантники быстро вытащили из грузовых кабин носилки. Поставили рядком в тени «Ан-двенадцатого».
— Какой борт летит в Кабул? — спросил офицер у одного из членов экипажа, наблюдавшего за разгрузкой самолета. Видно, этот «Ан-двенадцатый» только прилетел откуда-то.
— Наш, — ответил пилот, — минут через сорок… А что, хочешь сам или с грузом?
— С убитыми… Семь человек…
— Где они?
— Вон, в тени.
Подошли еще два летчика. Начали расспрашивать, как погибли. Рассказал в нескольких словах.
— А кто офицер из них?
— Там на бирке написано. Старший лейтенант Митрофанов.
— Пойдем, глянем…
— Идите, ребята, я уже насмотрелся.
Летчики ушли. Алексей остался с сержантом. Хотелось на что-нибудь присесть, но рядом ничего не было. Солнце прожигало насквозь ткань комбинезона, палило плечи, шею. Пришлось спрятаться под брюхо самолета.
Вернулись авиаторы. Слов у них не было. Лишь сокрушенно качали головами да горестно вздыхали: «Молодые хлопцы… Жить бы да жить».
К самолету подошла группа афганцев в цивильном. Иногда летчики брали гражданских на борт. Подбрасывали в Кабул, другие провинции. Только закончилась разгрузка, как афганцы по сходням стали подниматься в салон и рассаживаться на сидениях. А солдаты пошли за погибшими. Командир корабля, глядя, как те вносят носилки и ставят их на дюралевый пол у самой рампы, о чем-то напряженно думал. По лицу офицера прошла нервная судорога. Он направился к афганцам и проговорил:
— Нет Кабул. Советский Союз… Летим прямо в Ташкент…
И для пущей убедительности сделал красноречивые жесты руками, требуя, чтобы пассажиры покинули самолет. Среди них нашелся пожилой мужчина, понимавший по-русски. Он перевел слова командира спутникам, и те с явным разочарованием на лицах покинули грузовую кабину.
Читать дальше