Вечером, когда проснулся муж, оба смеялись долго над «тайной его преступления»…
* * *
Манечку «подкинули» на ночь соседке. Двуспальную кровать с трудом разобрали и вынесли по частям в коридор. Посуду собрали понемногу от соседей. Стулья и лишний стол дала хозяйка, которой подарили большую коробку консервов из русского магазина и которая, вообще, последнее время стала немного любезнее. Она сама носила им стулья — больше из любопытства, впрочем, и, вернувшись к себе, говорила дочери:
— Какой странный народ, эти русские! Совсем не умеют жить: бедствуют, голодают, ни одной рубашки без заплат, а в один день прокутить месячное жалованье — это им нипочем! Зайди посмотри, что там делается. Спроси для виду — не нужно ли чего-нибудь из посуды.
Гости начали собираться около восьми. Пришел «Калниц» и три однополчанина Кароева с женами; полковник Нарочкин; одноногий инвалид; капитан Кубин, ухитрившийся стать распорядителем торгового акционерного общества и среди своих носящий кличку «спекулянта», — он принес имениннице букет золотистых хризантем: не молодой уже человек, которого все звали просто «поручиком»… Словом, комната была полна, почти целиком занятая большим столом с грудой закусок и бутылок и сидящими вокруг него людьми.
Когда вошел генерал, все офицеры поднялись — по-старому… — Генерал был один, без жены — ей неловко было показаться у Кароевых, после тогдашнего хлопанья дверьми… Принес в кармане 50 франков — другие 50 успели проесть. Но, увидев обилие закусок, решил, что Кароев разбогател и можно повременить с отдачей… И тут же мысленно обозвал себя «подлецом».
Калниц внимательно присматривался ко входящим. Один из «заводских», скромный, добродушный человек, старался занять одинокого соседа и вводил его в курс общих интересов и непонятных для него ситуаций. Калница заинтересовал чин «поручика», явно не соответствовавший возрасту офицера.
— Собственно, он капитан, а почему его так зовут — пусть сам скажет.
Поручик услыхал разговор, повернулся к ним и без улыбки, чеканя слова, сказал:
— Произведен в поручики Высочайшим приказом в декабре шестнадцатого. Прочие чины — не в счет.
Решили, не дожидаясь запоздавших, приступить к закуске. Поручик, налив водки, встал и, вытянув левую руку по шву, правой быстро опрокинул в рот рюмку; сел.
— Это, собственно, что» обозначает?
— Подражание хорошему японскому обычаю: первый молчаливый тост — громко ведь не всегда уместно — за здоровье Его Императорского Величества.
— Кого?
— Законного Российского Императора.
Сидевшая напротив молодая дама, по моде стриженная, по моде подкрашенная, засмеялась.
— Ах, поручик, вы одержимый!..
— Никак нет: верноподданный.
— Господа, бросьте, а то опять он начнет…
— За здоровье дорогой именинницы!
— Ур-р-а-а-а!..
— Тише! Господа, что вы! Не забывайте — за стеной свирепая хозяйка.
Разговор быстро оживился. Он шел по группам и касался, главным образом, житейских будней. Дамы беседовали между собой. Анна Петровна продемонстрировала Манечкины «стальные сапожки» и пожаловалась на неудачу с прожженным платьем. Другая дама — постарше, худая и желчная, уверяла, что предпочитает работать на какую угодно французскую певичку, чем на своих русских «буржуев».
— Вчера, представьте себе, примеряла платье этой Шуйкиной — мы знаем откуда у них средства… Так шесть раз пришлось то укорачивать, то удлинять подол. Прямо для издевательства! Полчаса ползала перед ней по полу…
Молодая красивая дама с очень усталым лицом, рассказывала, что теперь стало немного легче. Но последние четыре месяца, когда сократили производство на заводе, где работает ее муж, пришлось ей заняться поденщиной. И вот какие оригинальные бывают положения: поступила к… персидской принцессе — тоже ведь политическая эмигрантка, свергнутой династии. Вся квартира обставлена в восточном вкусе, пропитана нежными ароматами, убрана цветами, коврами, подушками. Словом — экзотика. Гостей принимает много и пышно. И случайно оказалось — умеет говорить по-русски. Хотя с акцентом, но довольно свободно…
Вмешался Нарочкин:
— Эх, знаете, подозрительная ваша принцесса…
Говорили о том, что квартиры как будто стали дешеветь, а провизия, несмотря на стабилизацию франка, все дороже и дороже.
«Заводские», бывшие на разном расчете, спорили о преимуществах сдельной платы перед фиксом. Генерал объяснял Калницу несовершенство французских законов об охране труда.
Читать дальше