Юрий Левин - Схватка

И вот Денис Кулешевский уже несколько дней гостил у Эриха и встретился с товарищем Антоном и Усольцевым. Начальство фельдкомендатуры отпустило его по уважительной версии: надо побывать у тяжелобольного дяди.

Кулешевский давно мечтал о горячем деле. До сих пор в своей подпольной организации он выполнял лишь разведывательные задачи, но не представлялась возможность собственными руками убить хотя бы одного немца. И он благодарил судьбу за то, что такой случай представился, ибо насмотрелся столько фашистской мерзости, что только его личный удар по врагу мог в какой-то степени успокоить душу. Конечно, работа в фельдкомендатуре на виду у всех изнуряла Дениса, порой подкашивала так, что хотелось волком выть. Ведь не единожды видел он косые взгляды знакомых, слышал злой шепот в свой адрес: «Холуй!». Но со скрежетом зубовным терпел, успокаивали товарищи, и он сам понимал, что так надо. Все надеялся: придет время, и он сполна рассчитается с истязателями... И вот оно нежданно-негаданно пришло...

Денис был старше Усольцева на восемь лет, однако в армии никогда не служил — страдал близорукостью, оружием пользоваться почти не умел. Но зато манеры немецких офицеров, их повадки и поведение ему до тонкостей были известны. Именно такой человек годился в напарники Усольцеву.

Они сошлись будто старые приятели и сразу сдружились. Даже внешне они чем-то походили друг на друга: оба одного роста, плечисты.

— Вы як браты, — говорил им дед Сымон, в чьей избе в основном и проходила подготовка подпольщиков к вылазке в казино. Только не нравилось ему, когда они надевали на себя мундиры немецких офицеров. Но они просили его потерпеть, ибо в таком виде им сподручнее было «проигрывать» кое-какие приемы своих предстоящих действий в казино. Дед Сымон, хотя и не был посвящен в тайны своих постояльцев, но сердцем чуял, что к чему-то важному готовятся они, и поэтому нет-нет да и скажет Марыле:

— Штось хитрое удумали... Ущучат яны германца... Хлопцы справные...

Марыля, прикладывая палец к губам, шептала:

— Мовчите, тату!

А Денис с Емельяном отрабатывали сцену опьянения. Для Усольцева, не знавшего немецкого, самое подходящее состояние, как они оба считали, изображать солидно охмелевшего офицера. В таком виде можно и без разговоров обойтись, как иной пьяный поступает: молчит или в лучшем случае нечленораздельно мычит.

— Мычать даже по-немецки я могу, — уверял Емельян и демонстрировал Денису свою застольную версию.

Денису предписывалась иная роль: он трезв, поэтому опекает друга и берет на себя общение с окружающими.

Так шаг за шагом устранялись сомнения и вырабатывалась линия поведения подпольщиков в казино, где они договорились находиться всего двадцать минут. За это время надо суметь поставить под столы в разных местах зала два портфеля с минами. И, конечно, удалиться...

— А если? — Усольцев посмотрел Денису в глаза.

— Разоблачат?

— Такой вариант не исключен.

— Конечно, — согласился Кулешевский. — Не на званый ужин к теще идем.

— Вот именно, — решительно произнес Усольцев.

— Тогда жмись ко мне... У меня в кармане граната... Живыми не дадимся! — и, помолчав немного, спросил:

— Ты готов на такое? Говори честно.

— Лишний вопрос, Емельян. Раз я здесь, значит, все обдумано и взвешено... Только уж, пожалуйста, помощнее гранату подбери, чтоб побольше фрицев-садистов на тот свет унесло... Как я их ненавижу!

— Да ты, Денис, как я понимаю, бесстрашный.

— Бесстрашный? А есть ли такие?

— Называют же иных бесстрашными, значит, они есть.

— Если есть, то это ты, Емельян. А я лишь пристроившийся к тебе.

— Брось... Но насчет бесстрашия я вот что скажу. Нет таких в природе людей, которые бы страху не имели. Умирать кому охота? Значит, есть страх. Но против страха имеется испытанное лекарство.

— Даже лекарство?

— Да-да. Это ненависть к врагу. У меня перед каждой встречей с ним какая-то изморозь по телу пробегает. Но стоит мне увидеть фашиста, и такое состояние мигом улетучивается. На смену страху приходит злость, а за ней и уверенность в победе. Вот и сейчас, представь себе, иду вроде в пекло, а страха и в помине нет.

— Ты прав, Емельян, святая месть рождает мужество, а оно сокрушает страх.

— Это ты хорошо сказал.

— Сказал, потому что сам готов теперь пойти в огонь и воду ради истребления коричневой чумы.

Емельян и раньше хотел спросить Дениса: как живется ему, как чувствует он себя, находясь постоянно в близости с врагами? Какое терпение и выдержку надо иметь, чтобы и виду не показать, что ты их презираешь.