Юрий Левин - Схватка

— Тута, — шепнул Щербак.

Как и договорились загодя, Ермолай отъехал по переулку подальше и, прижавшись к забору, сам лег вдоль телеги так, чтобы не маячить, стал пристально наблюдать за улицей. Щербак, а за ним Усольцев и Гулько пошли через калитку во двор. У Усольцева наготове пистолет, у Клима — веревка и онучи — для кляпа.

Щербак постучал в окно.

— Гриша, открывай... шамогон приехал...

Изба молчала. Щербак потоптался и снова постучал.

— Нема его, — послышалось из-за окна.

— Тетка Хриштина, это я, Щербак из Млынка. И где он, Гриша?

— Гульбуе, нехрист! — злобно буркнула Христина, мать полицая.

— Скоро приде? — допытывался Щербак.

— Не ведаю...

Обстановка круто изменилась. Как быть?

— Идем к возу! — бросил Усольцев. — Только тихо.

Ермолай встретил вопросом:

— Што стряслось?

— Нет его дома, — ответил Усольцев.

— А где он шляется?

— Вот этого мы не знаем, — почти шепотом сказал Усольцев и, обращаясь к Ермолаю, спросил: — Что будем делать? Как думаешь?

— Подождем... Ночь только началась...

— И я так думаю! — поддержал Усольцев. — А ты, Клим?

— Ждать, конечно, надо, — пробасил Клим. Так и порешили. Ермолай с подводой остался у забора, а остальные удобно примостились за толстыми бревнами, лежавшими вблизи ворот, откуда можно быстро накинуться на Баглея. С этого места виден был весь проулок до Социалистической, откуда, вероятнее всего, мог появиться ночной гуляка.

Дождь постепенно утих. Это к лучшему, подумал Усольцев, кому охота мокнуть, да и тот, кого они ждали, вряд ли по дождю рискнет идти. Но Емельяну иная закавыка покою не давала: а если не придет? И такое может случиться... оставаться в местечке нельзя, это ясно. Куда же? В отряд? Нет! В ближайший лес. Отсидеться до вечера, и все повторить сначала...

У Клима иные думы клубились. Он же здешний, выйти на Социалистическую, свернуть налево в первый же переулок, и у колодца дом, в котором он три года квартировал у одинокой женщины, тетушки Марфы. Вот бы явиться к ней, обрадовалась бы! А напротив изба его друга Исаака с ухоженным двором и вишневым садом, с качелями, на которых любили взлетать высоко-высоко. Интересно, целы ли качели? Про Исаака он слышал, что в армии, офицером стал. И Вася Коновалов, одноклассник Клима, учился в Калинине в военно-химическом училище, наверно, уже с кубарями в петлицах. А Гриша Сак, тоже поречанин, в Москве учился на военного юриста. Разлетелись дружки-приятели, а он, Клим Гулько, сидит на корточках у забора и ждет — кого бы вы думали, приятели-одноклассники? Вашего же погодка, с которым одним воздухом дышали, в одной школе учились, помните, Гришку, щекастого и вредного, которого не раз прорабатывали на классном собрании: то он в школьном туалете закурил, то кому-то в карман пальто лягушку подбросил, то портфель своровал...

Нынче же, когда большая беда в наш дом ворвалась и надо всем, сплотившись, навалиться на нее, он, Баглей, по-змеиному уполз во вражье войско. Подумать только: с фашистами заодно! Как проросло в нем такое предательство? Кто ответит на этот вопрос? А ответ нужен, Клим сам хочет докопаться до той точки, от которой пошел в рост предательский червь Баглея. Но Клим сомневается: может ли быть всего лишь одна точка, один штрих, которые способны вывести на преступную тропу. Ну был Гриша Баглей шалопутом, человеком-перевертышем. Мало ли таких у нас? Вон Костя Поплавский тоже не цаца, в школе намаялись с ним, как и с Гришей, а нынче — партизан-разведчик с добрым именем.

Нет, видимо, у предательского корня множество отростков и все вредные. Кем был Баглей? Лодырь из лодырей: пущай конь задачи решает — у него голова что ведро... Гуляка-бездельник: что бы ни делалось в классе — праздничная уборка, стенгазета, его, Баглея, это не касается... А с матерью, с теткой Христиной, как обходится? Хамил, деньги вымогал... Он постоянно шкодил: кого-то пихнет, кому-то затрещину отпустит. Обижал только тех, кто слабее его. Против силы не лез, остерегался. Выходит, трусливая у Гришки душонка. Пакостник и трус... Из всего этого, наверно, и складывался Баглей-негодяй... Так думал Клим всю дорогу, пока трясся на телеге. Климу казалось, что он все еще не докопался до самого главного микроба, из которого возник полицай-предатель Баглей. Еще подумать надо, с Усольцевым, человеком многое повидавшим, поговорить; что он скажет? А сейчас нужно быть готовым к встрече — давненько не виделись...

Цокот копыт, катившийся откуда-то издали, оборвал думы и насторожил всю усольцевскую команду.