Андрей Марченко - Терракотовые дни

Капитан канонерки хотел отвесить лоцману оплеуху, но раздумал — флотилию он вел сам по картам, а лоцман оставался на берегу. Да и с флагом получилась сущая нелепица. Банки метили флагом самого заметного цвета, то есть красным. Увидев коммунистический стяг посреди моря, капитан попытался снести его корпусом судна…

— Вы эта… Когда в следующий раз в море пойдете, меня берите… — не унимался лоцман, — а то мало ли, вдруг чего на карты не нанесли. И опять же — я за морем истосковался…

На канонерке погнулся ходовой вал, посыпались подшипники, корпус по шву пустил слезу. Канонерку сдернули с мели буксиром и тут же поставили на ремонт.

На Гавани Шмидта, в цехах старой верфи, разместилась еще одна часть — итальянская, но не тылового охранения, а боевая. Возле эллинга пришвартовала свои катера 10 MAS, подразделение подводных диверсантов.

Но море было мелкое, целей почти не было, и в Миронове они ожидали переброски на Каспий.

Головорезы Боргезе жили по своим законам: в патрули не ходили, а отдыхали, загорали на молу, ловили рыбу, гоняли мяч по пустому пляжу. В порядке боевой подготовки налетали на кукурузные поля, чтоб не терять сноровку, ныряли в легких водолазных костюмах к затопленным на рейде кораблям, катали на боевых катерах местных мальчишек, даже пару раз давали пострелять из винтовок.

Конечно, молва имеет свойство раздуваться, и уже лет через десять ребята, составлявшие итальянцам компанию, рассказывали, будто они плавали с аквалангами. [4] Многие полагают, что акваланг изобрел Жак Ив Кусто в 1941 году. Однако еще до войны существовали его аналоги. Не суть как они назывались: легкий водолазный костюм или изолирующий противогаз. Принцип один и тот же — пловец несет на себе запас кислорода, углекислота сбрасывается или поглощается. Их использовали итальянские боевые пловцы, японские кайтены.

Но это случится нескоро, да верить им никто не будет…

В то время, когда на одном конце города остывал танковый двигатель, к другой окраине подходил иной солдат.

Он потерял пилотку, но не голову, обломал штык в теле какого-то врага, но не выпустил из рук карабин. Он потерял свою армию, но не растерялся сам.

Получилось так — пока его дивизия держала оборону на берегу реки, немцы ударили чуть выше, в стык между фронтами, навели понтонные мосты, мгновенно протолкнули по ним танковые группы. Те разошлись веером, одна развернулась на юго-восток, вышла в море, отрезав пути к отступлению.

Прежде чем идти на прорыв, в разведку послали несколько групп. Когда группа Бойко вернулась, оказалось, что части на месте нет, — по этому месту пронесся танковый клин, разметал пехоту. Потом… Да так ли это важно, что было потом. Дивизии больше не существовало.

За разбитой полуторкой они устроили совет. Бойко был не к месту красноречив:

— Когда крысы бегут с корабля, я понимаю крыс. Неумно из-за патриотизма пускать пузыри. Я всегда приводил тех, кто уходил со мной, назад. Но я устал, слагаю с себя командование. Не буду больше отдавать команды и не хочу их исполнять.

У всех было свое мнение, и каждый поступил по-своему. Один пошел и тут же сдался немцам. Это был неправильный ответ, и через полгода он сгинул в каком-то концлагере.

Другой пошел на восток, чтобы пробиться к своим. Почти сделал это, но увидел немецкий патруль чуть позже, чем надо. Был застрелен в короткой стычке, затем похоронен у дороги, стал еще одним неизвестным солдатом.

Бойко пошел на запад.

День переждал в одиноком домишке. Хозяин предлагал сменить одежду на гражданскую и утопить ружье в колодце. Но Бойко лишь спорол нашивки, а в карабин вцепился до того, что побелели пальцы. И улыбнулся так зло, что хозяева попятились из комнаты.

Ушел почти ночью, переплыл реку — рубеж, на котором он дрался всего две недели назад.

Еще через два дня вышел к предместьям Миронова, к городу, откуда он ушел добровольцем, уверенный, что скоро вернется с победой.

Спрятал винтовку в стогу сена, прошелся городом. Подворотнями дошел почти до центра, вышел на задний двор своей бывшей работы, к зданию, где размещался когда-то уголовный розыск — Угро.

Но все здесь было иначе, во дворе стоял бронетранспортер, возле него курили солдаты, одетые в серую униформу.

Общежитие НКВД, в котором он когда-то жил, лежало в руинах — что было тому причиной, установить Бойко не представлялось возможным. Да и не сильно его волновало.

Бойко обошел с полдюжины приятелей, но их или не было дома, или они боялись высунуть нос. Вышедшие женщины предлагали убраться подальше — да хотя бы к черту.