Андрей Марченко: Терракотовые дни

Отсидев недельку в милиции, вор выходил, обещая исправиться, но тут же исчезал в нижнем городе, в Шанхаях…

Колесник знал здесь многих, но в тот день ни к кому не зашел даже поздороваться. Поселком вышел к околице города, к реке.

Прежде чем выйти из улочек, остановился, прижавшись к забору, сорвал яблоко, пока ел его — осмотрелся.

Большой мост охранялся румынской жандармерией — они скучали на обоих концах моста и даже не приставали к проходящим. Но Колесник не стал рисковать — отбросив огрызок, он спустился к реке и перешел через кладку, переброшенную в камышах. Сойдя на тот берег, он оглянулся — теперь город был там, за рекой…

Громовой холм когда-то звали Лысой горой.

Конечно, насчет растительности на нем было негусто, но на гору он походил вовсе слабо. Зато молнии и громы действительно тянулись к нему. Да и как тут не тянуться, если на десятки верст в окрест нет ни единой высоты. С одной стороны море хоть и синее, да спокойное, с другой — степь.

Какой-то шутник посадил на вершине холма дерево, а, может, оно и само выросло. Но вопреки всем песням древо, выросшее в одиночестве, не было огромным. Напротив, маленькое, корявенькое, гнутое будто сам черт пытался его завязать узлом. Да не доделал свою работу, плюнул и улетел по своим делам.

Но дерево было крепким, жилистым и стояло всем стихиям вопреки — пару раз даже горело от молний, да дождь заливал раны, и оно продолжало жить.

Под деревом, на небольшом камне, сидел человек.

Серега Колесник подошел к холму, посмотрел на вершину, поднялся по склону.

Обменялись рукопожатиями. Колесник спросил:

— Ты искал меня?

— Искал… — лениво признался сидящий. — Дело есть…

— Дело — это хорошо. Покурим?..

Колесник присел рядом. Его собеседник полез в карман, достал портсигар, угостил товарища и угостился сам. Оба закурили — Колесник от своей зажигалки, сидящий от спички.

Долго они сидели молча.

Меж холмом и морем пролегало полотно железной дороги — сейчас по ней полз состав. Перед собой локомотив толкал две платформы — первую, нагруженную камнями, на случай мин. На второй в пулеметных гнездах, обложенных мешками с песком, скучали солдаты. За паровозом было еще с дюжину вагонов, платформ, одна цистерна.

Состав шел очень медленно.

— Все-таки не выиграют немцы войну… — задумчиво проговорил Колесник.Ђ Наши просторы их развращают. Стоит их эшелонам пересечь границу, они просто ползут.

— Просто мин боятся…

Замолчали. Может, через минуту Колесник спросил:

— Как думаешь, дождь будет?

— А кто его знает…

Колесник удовлетворенно кивнул:

— Новости обсудили, про погоду поговорили… Приличия соблюдены, можно перейти к делу. Так что там у тебя?..

Собеседник вздохнул и начал:

— На прошлой неделе меня нашел такой себе дядя Зяма, Зиновий Циберлович. Говорит, потерял шкатулку с фамильными драгоценностями. Потерял он ее в своем доме — да вот беда-то, дом он тоже потерял. Еще бы немного и ко всем несчастьям он потерял бы жизнь. Но воскреснуть можно пусть и по чужим документам, дом отстроить новый, а вот шкатулочка дорога как память.

— Ну да, конечно, еврейские деньги. Как я сразу не догадался. Все гоняются за еврейским богатством. Немцы, мародеры всех мастей, сами евреи. Нас только не хватает. Только я так скажу — слишком большая конкуренция. Да и не приносят счастья деньги твоего народа. Даже самим евреям.

— Прошу запомнить, я не еврей, я немец… Просто быть евреем или немцем на этой земле — одинаково опасно. И фамилия моя настоящая — не Либин, а Либих, и зовут меня Генрих а не Евгений. Ты так и скажи, мол, не хочу за это браться, и окончим разговор.

Но оба остались на своих местах. Колесник задумался, Либих ему не мешал. Ждать пришлось недолго.

— И насколько дорога ему эта память?..

В пыли прутиком собеседник небрежно нарисовал число.

— Ого… Я и не знал, что в СССР бывают такие деньги.

— Уже не в СССР, но не в этом суть…

— И какая наша доля с этой музыки?

Собеседник зачеркнул число и все тем же прутиком чуть ниже нарисовал ноль. Колесник ожидал, что рядом с нулем появятся еще какие-то цифры, но их не было…

— Ха, а какой наш смысл рисковать?..

В ответ, Либих написал пятерку, за ней — нули. Нарисовав шесть, остановился и пересчитал цифры, затем дописал еще два. На этом и закончил.

Колесник присвистнул, но на словах был сдержанней:

— Неплохо, но может, все же объяснишь, что происходит?