Овидий Горчаков - По следам подвига

Надвигалась война. И Вера прекрасно это понимала и даже хотела, страстно хотела стать бойцом. Недаром училась она стрелять из винтовки, револьвера, пулемета «максим», не случайно стала водить мотоцикл.

Вера неплохо играла на гитаре, но больше любила петь «По долинам и по взгорьям», чем «Васильки» или «Ах, зачем эта ночь…».

Крепко подружилась она в институте с Ниной Цалит, ездила летом с подругой к ее родным в Завидово, а потом, весной 1941 года, добилась совместной поездки на производственную практику в Загорск.

История всегда интересовала Веру, и она не уставала бродить по древней Троице-Сергиевской лавре, превращенной в антирелигиозный музей, ходила даже смотреть «святые мощи» Сергия Радонежского. Говорят, они были вскрыты в 1919 году, когда родилась Вера, — и оказались лишь ворохом костей, тряпья и ваты. Подумать только! Лавра основана в 1337 году. Какая немыслимая старина! Лавра — замечательный культурный памятник средневековой России, к которой у Веры пробудила большой интерес книга «Князь Серебряный». А мученики и страстотерпцы Андрея Рублева? Нет, Загорск — просто чудо!..

В Кемерове, в этом устремленном в будущее городе-стройке, Вера прониклась любовью к советской нови, в Загорске же она подпала под влияние русской старины. Она и прежде любила романы об этой самой старине, но седую Русь по-настоящему полюбила именно в Загорске. Как было не забиться ее сердцу, когда она узнала, что в 1380 году в этот монастырь приезжал перед Куликовской битвой князь Дмитрий Донской! Какие страсти разгорались здесь, под этими древними шатрами, в борьбе за великокняжеский престол. Как было не ощутить трепет, узнав, что в белокаменном главном соборе монастыря крестил Василий III своего сына, который вырос и стал Иваном Грозным! А разве можно спокойно слушать рассказ о шестимесячной обороне крепости-монастыря посадскими людьми, которые сожгли дворы и укрылись за этими могучими стенами, за грозными бойницами от войск Лжедмитрия II! Из этих ворот текли дружины народного ополчения Кузьмы Минина и Пожарского, поклявшихся спасти родную Русь. Вот в этих хоромах укрывался юный Петр, гонимый ненавистью бояр и стрельцов.

Много, много надо знать, чтобы разобраться в вековом смешении эпох и стилей, прогуливаясь по монастырю. Упорно надо учиться читать, если хочешь, чтобы открылась тебе по-настоящему, вширь и вглубь, русская история. Только обнаженным сердцем можно почувствовать красоту рублевского иконостаса, рублевской росписи. Успенский собор. Величавый пятиглавый Никоновский придел, церковь Сошествия святого духа, церковь Зосимы и Савватия. Царские чертоги, пятиярусная колокольня — все это застывшая музыка, так похожая на музыку Мусоргского.

Потом, через каких-нибудь четыре месяца, когда с Мавзолея Ленина на всю страну прозвучал зажигательный призыв партии: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» — Вера, уже став разведчицей-партизанкой, не могла не вспомнить о своих думах в Загорске.

В роковой день 22 июня 1941 года она снова гуляла с Ниной по лавре. Нахлынуло на нее странное чувство — будто все дальше засасывает ее в глубь веков, будто послали ее во вражий стан восставшие крестьяне лазутчицей, и вот она идет по древним камням лавры, чтобы разведать силы дворян и церковников в этой мощной крепости. И вдруг… Именно в Троице-Сергиевской лавре узнали Вера и Нина, что началась война.

Отвечая на первый призыв ЦК комсомола, Вера в начале июля поехала с московскими студентами и школьниками копать окопы, противотанковые рвы на дальних подступах к столице.

Поезда со студентами и старшеклассниками долго добирались до места назначения, — ведь в первую очередь на запад бросали стрелковые дивизии второго эшелона Западного фронта. Студенты ехали в товарных вагонах с песнями и смехом, будто на прогулку. Немцы бомбили станции, но Вера под бомбежку не попала — пронесло. Дивизии второго эшелона, которые должны были занять построенные укрепления, были срочно переброшены на фронт. Немцы сообщали в листовках, что форсирован Днепр и 16 июля взят Смоленск, но никто среди студентов этому не хотел верить.

Всех девчат — вот обида какая! — отделили от ребят, разбили на роты, взводы, отделения, прямо как в армии. Но вместо винтовок раздали новенькие блестящие лопаты с длинными черенками. Каждой роте выделили участок, каждому землекопу — тоже. Ширина — полтора метра, длина — семь метров, глубина — три метра. Норма — девять кубометров в день. Мастер показал, как держать лопату, откуда начинать, как снимать дерн, куда выбрасывать землю. Работа подвигалась медленно. Через час-два невыносимо начинала болеть спина, градом лил пот, покалывало сердце, саднило намозоленные руки, но Вера упрямо продолжала копать, вплоть до пятиминутного «перекура». В обед раздали из котла полевой кухни по половнику пшенной каши в жестяных кружках. Многие девчата сбросили одежду, оставшись в трусиках и лифчиках. Загорать так загорать. К вечеру все обгорели до волдырей. У сибирячки Веры пунцово пламенел нос, горели алые плечи. Первый день на труд-фронте показался Вере самым длинным и тяжелым в ее жизни. Только к вечеру подкатил водовоз с бочкой воды. Потом — снова два долгих-долгих километра до полевой кухни. И снова — кружка жидкой пшенки. Кто-то из девчат разревелся. Вера с возмущением отвернулась от этих жалких слез. В тот вечер впервые не пели песен. В сараях, далеко от деревни, спали как убитые. А утром чуть свет опять за лопату. И так много-много недель подряд, безо всяких выходных, по двенадцать часов в сутки. Работа эта была бы невыносимой, не будь она добровольной, если бы комсомольцы-москвичи не понимали, как она нужна фронту, Москве.