Лен Джованитти - Кавалер ордена Почета

Мы уселись полукругом: начальник патруля и Хэммер рядом, а другой солдат и я спиной друг к другу, наблюдая за левым и правым склонами холма. В течение примерно получаса все молчали, привыкая к ночным звукам: шороху листьев, вскрику какой-то птицы и непрерывному жужжанию комаров, отыскавших нас в темноте. Мы молча махали руками, отгоняя их от лица. Когда Хэммер шлепнул себя по шее, мы все напряглись.

— Прекратить это, — прошипел начальник патруля.

— Они съедят меня живьем, — пожаловался Хэммер.

— Ну и пусть. Хочешь, чтобы чарли убил тебя живьем?

— Убить живьем! Хорошо сказано, сержант.

— Кончай!

Бездействие в ночном патруле действовало на нервы сильнее, чем огневой бой. Мы сидели час за часом молча, в постоянном напряжении, стараясь отличить звуки, исходящие от человека, от естественных ночных звуков. Нельзя было ни покурить, ни пошевелиться, чтобы размять затекшие ноги. Через некоторое время ожидание и настороженное прислушивание начинают действовать на нервы, и вздрагиваешь даже от взмаха крыльев птицы в темноте или шелеста травы. Ночь кажется бесконечной, и чуть ли не хочется, чтобы появился противник, просто для того, чтобы снять напряжение от ночного бдения. Но ночь прошла без происшествий, и, когда забрезжил рассвет, нас охватило огромное чувство облегчения. Мы дождались, пока стало достаточно светло, чтобы отчетливо видеть дорогу, и стали готовиться к возвращению на базу. Внизу, в долине, рассеивался туман, и первые лучи солнца осветили поля слоновой травы. Мы оторвались от этого красивого зрелища, чтобы пуститься в обратный путь, как вдруг Хэммер закричал:

— Смотрите!

Сержант резко повернулся кругом:

— В чем дело?

— Вот! — Хэммер показал на опушку леса.

Два одетых в черное и вооруженных автоматами вьетконговца медленно шли по краю поля параллельно опушке. Пока мы молча наблюдали за ними, Хэммер поднял винтовку и прицелился.

— Стой! — сказал сержант. — Они вне досягаемости. Ты их только спугнешь.

Хэммер опустил винтовку:

— Они все равно уйдут.

— Возможно. Если только они идут не на нас, а от нас.

— Но ведь они направляются к югу, удаляются от базы.

— Посмотри-ка, Хэммер, они идут к концу тропинки, которая ведет вниз от южной окраины базы. Возможно, они готовят засаду на тропинке. Ведь по ней ходят дневные патрули.

— Тогда надо их уничтожить, — с нетерпением сказал Хэммер.

— Нет, погоди. Мы доложим их местоположение. Пусть ими займутся дневные патрули.

— Смотрите! Какого черта они делают? — воскликнул другой солдат.

— Похоже, что едят, — сказал я.

— Верно, — согласился Хэммер. — Эти болваны уселись завтракать, как на пикнике. Может быть, они не знают, что идет война?

— Знают. Не на буйволов же они охотятся с боевыми винтовками.

— Послушайте, сержант! Если мы быстро пройдем по тропинке, то можем сцапать мерзавцев с набитыми рисом ртами.

— Надо доложить их местонахождение, — настаивал сержант.

— Конечно. А тем временем двое из нас могли бы спуститься за ними.

— Ладно, согласен. Хорошо бы взять их в плен. А ты знаешь дорогу, Хэммер?

— Знаю, я ходил по ней несколько раз.

— А ты, Гласс?

Я покачал головой, но Хэммер сказал:

— Мы раньше ходили патрулировать вместе. Я покажу ему дорогу.

— Хорошо, вы двое идите вниз, только держитесь вместе. Я буду наблюдать отсюда. — Он обратился к другому солдату: — Лоутон, мчись в лагерь, сообщи лейтенанту, где находятся гуки, и бегом назад. Ты можешь мне понадобиться.

— Слушаюсь, сержант.

Хэммер повесил винтовку на плечо:

— Пошли, Гласс.

— Минутку! — сказал сержант. — Если я замечу других гуков, то дам две короткие очереди поверх деревьев за тропинкой, чтобы вы знали, что это я. Это будет значить, что гуки в большинстве, и тогда живо уносите ноги. Не хочу, чтобы вы попали в засаду. Если меня здесь не окажется, я пошел на базу вызывать вертолет. Для таких случаев надо бы давать ночным патрулям рацию.

— Не беспокойтесь о нас, сержант, — сказал Хэммер и усмехнулся. — Я принесу вам миску риса для вашей коллекции сувениров.

— Давай, у меня таких сувениров еще нет. А теперь отправляйтесь. Гуки долго не едят.

Мы оставили сержанта, сидевшего сгорбившись на холме, и углубились направо в лес. Мне была хорошо знакома эта тропинка. По ней мы шли в лощину в утро моего первого патруля. Но я не сказал об этом Хэммеру. Я хотел, чтобы он шел впереди, потому что не доверял ему. Уж очень ему хотелось, чтобы именно я пошел с ним. Я надеялся, что сержант не согласится с планом Хэммера и предоставит это дело дневным патрулям, но он решил не упускать возможности захватить двух вьетконговцев на открытом месте, тем более что нашелся такой страстный охотник, как Хэммер. Что я мог сказать? Что меня больше тревожит мой напарник, чем противник? Так я очутился в безвыходном положении, наедине с Хэммером, охотясь за противником, но чувствуя, что человек, который ведет меня в долину, охотится за мной. Я не был уверен в своих подозрениях: во Вьетнаме часто преувеличиваешь опасность, — но понимал, что осторожность не помешает.