Лен Джованитти - Кавалер ордена Почета

Хотя с тех пор, как мы покинули поле, никто не упоминал об убийстве мальчика, среди нас чувствовалась какая-то скрытая нервозность. Во время обыска Хэммер казался озабоченным и то и дело осторожно поглядывал на сержанта и на меня. Было ясно, что суровый отклик сержанта на его рассказ встревожил его, но он старательно избегал дальнейших разговоров об этом. Я чувствовал, что он не знает, как держаться со мной. Если у него и было подозрение, что я все видел, то он его умело скрывал. Однако я заметил, что он вертится около меня, и, если бы я сказал что-нибудь сержанту, он обязательно услышал бы. Он сильно потел, и я знал, что не только от жары, и хотя втайне радовался его беспокойству, оно меня пугало. Я уже многому научился и знал, что такие люди, как Хэммер, пойдут на все ради своего спасения. Как голодные волки, они готовы съесть своих. Я по-своему был готов поступить так же, когда придет время.

Прежде чем вернуться на базу, мы в последний раз обошли рыночную площадь. Продавцов и покупателей уже не было. Овощные прилавки опустели, киоски закрылись. Похоронная процессия с покойником отправилась к месту захоронения, оставив после себя мерцающие и чадящие свечи. Больше здесь нечего было делать, — и мы двинулись на базу по дороге, которая шла по краю поля, огибая деревню. Не прошли мы и нескольких метров, как увидели двух деревенских старейшин, шагавших навстречу нам с поля. Они шли медленно, с трудом, согнувшись под тяжестью груза, который несли. Это был мертвый мальчик. Старики склонили головы и тяжело дышали. Только поравнявшись с нами, они подняли головы и молча поглядели нам в лица. Когда они проходили мимо, я горестно кивнул им головой.

— Я думаю, но мешает их допросить, — сказал Хэммер. — Может, они что-нибудь знают о чарли?

— Может быть, они желали бы допросить нас, — ответил сержант. — Хочешь ответить на их вопросы?

— Я только выполнял свою проклятую работу.

— Да, только не думаю, что они это поймут, даже если бы ты знал гуковский язык. Это просто два старика, которые несут домой убитого мальчика.

— Они к этому привыкли, сержант. В стране полно убитых гуков, да и убитых американских солдат немало.

— Нечего меня поучать, Хэммер. Я внес свою долю в убийство гуков. За то и получил вот эти нашивки.

— За что же тогда вы меня ругаете?

— За то, что ты сорвал задание.

— Что же вы хотели, чтобы я позволил этому гуку убежать?

— Я хотел, чтобы ты взял его в плен. За этим мы сюда пришли: взять подозрительных. Если ты не способен охранять четырнадцатилетнего мальчишку с пулей в плече, значит, ты не годишься для такой работы.

— Он бы далеко убежал, если бы я не попал в него с первого выстрела.

— Хочешь получить еще один значок за отличную стрельбу?

— Черт возьми, я вас не понимаю!

— Тогда заткнись и пошевеливайся! Пошли.

Меня очень приободрила позиция сержанта, и весь обратный путь на базу я только ждал момента, когда смогу рассказать ему все, что знаю. Я намеревался ответить на вопрос, который прочел на лицах этих двух стариков.

— Почему ты не рассказал мне раньше, до того, как я доложил лейтенанту? — спросил сержант — Экс, бросив на меня укоризненный взгляд.

Было восемь часов вечера, и мы уже больше получаса разговаривали в палатке-столовой. Другие участники патруля уже поели и ушли. Сержант пришел позднее, и я медлил над чашкой кофе, чтобы остаться с ним наедине. Хэммер задержался, чтобы узнать, что сказал сержант лейтенанту. Экс заставил его немного помучиться, прежде чем признался, что доложил его версию убийства. Что касается Хэммера, то на этом журнал патрулирования за прошедший день был закрыт. Теперь я снова открыл его.

— Не мог же я говорить при Хэммере. Я должен был рассказать вам одному.

— Я так и подумал, когда увидел дырку в голове мальчика. Выстрел был сделан с трех, от силы четырех футов. Но у меня не было доказательств, что мальчишка не бежал. Это было вранье, но я не имел доказательств.

— Теперь вы их имеете. Я ваш свидетель.

— Это не так просто.

— Почему?

— Я уже доложил лейтенанту версию Хэммера. Только я ее подправил.

— Зачем вы это сделали?

— Я не мог подтвердить его неправдоподобную версию и не мог потребовать наказания, не имея фактов. Я поддерживаю своих солдат независимо от личных подозрений. Нельзя успешно провести операцию, нанося удар собственным солдатам, если нет фактов. Это подрывает моральный дух, и у тебя на руках остается кучка лоботрясов, каждый из которых заботится только о себе.