Ванда Василевская - Радуга

— По-твоему, выходит, Федосия Кравчук незаядлая?

— Непонятен мне ее разговор. Я по-своему, попросту.

Она вдруг смолкла и прислушалась.

— Кажется мне или в самом деле из пушек стрелять перестали?

Пузыриха тоже прислушалась.

— Верно, тихо… Давно стихло. Тут из-за этих пленных такой гвалт подняли, что мы и не заметили.

— Что же это, мать, значит, бой кончился или что еще? Надо бы расспросить, только кто это может знать.

— Командир, наверное, знает.

— Знает, да тебе не расскажет.

Не только женщины обратили внимание на внезапную тишину. Шалов ежеминутно вбегал в комнату, где висел на проводе дежурный.

— Звони, звони! Не отзываются?

— Не слыхать!

— Пошлите на линию, не испортилось ли что на дороге. А ты звони, звони…

Наконец, телефон зазвонил. Красноармеец быстро записывал.

— Ну, что там?

— Наши взяли Охабы и Зеленцы.

Шалов вышел на улицу. Первым человеком, который попался ему на глаза, была Терпилиха.

— Наши взяли Охабы и Зеленцы!

Она всплеснула руками.

— Потому там и стихло?

— Потому.

Она подхватила юбку и бегом кинулась вдогонку Пузырихе.

— Слышишь, Наталка? Наши взяли Охабы и Зеленцы. Сам лейтенант сказал… Как только телефон позвонил, он сейчас вышел и говорит мне: наши взяли Охабы и Зеленцы.

— Взяли, — сказала Пузыриха высоким рвущимся голосом.

— Да, ведь я тебе сразу говорила. Только затихло, я и говорила, что, видно, бой кончился.

— А как кончился, ты и не знала…

— Чего тут не знать? Как ему еще кончиться? Пугнули немцев, расширили клин, да и все! Понимаешь?

— Больно ты умная стала в военных делах!

А телефон в избе все звонил и звонил. Шалов громко кричал в трубку:

— Где? В каком направлении?

В деревне все закипело. Торопливо сбегались красноармейцы.

— Куда это? Куда? — волновались бабы.

— Получен приказ. Двигаемся дальше.

— Куда дальше?

— На запад, мать!

Женщины ломали руки. Все происшедшее вдруг показалось коротким неправдоподобным сном. Федосия Кравчук подошла к лейтенанту.

— Как же так? Суп доваривается. Вы еще и не поели как следует.

— Ничего, мать, я не голоден. Пришел приказ — итти вперед. А мой суп съедят. Сюда идет другая часть, они тут будут стоять гарнизоном. Их уж угостите…

Бойцы, оставляя ложку в миске, недоеденный хлеб, лихорадочно собирались.

— Ох, ребята, погостили бы у нас еще денек-другой, — вздыхали женщины.

— Нет, к вам другие придут, а мы пойдем! Там нас ждут!

— Конечно, ждут, — вздыхали женщины и выходили на улицу, где строился отряд. Старые и малые высыпали провожать. Женщины вздыхали, некоторые всхлипывали. Сонька Лиман кинулась на шею молоденькому красноармейцу, со слезами цепляясь за него.

— Ну, и Сонька, нашла себе, успела, — смеялись бабы.

— А парень ничего себе, брови-то какие!

Лейтенант Шалов поспешно вышел из дома. Отряд был уже построен.

— Вперед, марш!

— Будьте здоровы! Благополучно вернуться!

— Воюйте хорошенько, — кричали в толпе.

Снег заскрипел под ногами двинувшегося отряда. По обочине, стараясь попасть в ногу бойцам, бежали дети, приподнимая длинные юбки, спешили женщины.

Бойцы, не торопясь, дошли до небольшого пригорка на дороге.

Далеко-далеко на запад тянулась ослепительно белая снежная равнина. Вдали на чистом небе темнела узкая полоска дыма — это догорала несчастная Леваневка, деревня, которую с четырех концов подожгли немцы. Она уже много раз гасла, но огонь вновь и вновь разгорался на пепелище, и тогда на чистой лазури был ясно виден темный дым.

Все, словно по команде, остановились. Бойцы, женщины, дети.

Лейтенант Шалов с пригорка глядел на запад. Перед ним расстилалась снежная равнина, украинские степи под немецким ярмом. Туда, на запад, протянулась Украина в крови и пламени, с задушенной на устах песней.

И вот Шалов увидел, как по небу ясной и четкой дорогой, сияющим путем раскинулась радуга, яркая полоса, переливающаяся светом и красками цветочной пыльцы, бледно-розовым шиповником и алой розой, бледной сиренью и фиалками, пылало золото лепестков подсолнуха и дрожала зелень едва распустившихся березовых листьев. И все пронзил сияющий блеск. Радуга тянулась с востока на запад, связывая пылающей лентой землю с небом.

Шалов скомандовал своему отряду:

— За мной, марш!

Ровным, широким шагом они двинулись вперед. Деревенские остались на пригорке. Все молчали. Отряд уходил по дороге в безграничную даль равнины, в сияние радуги.