Ванда Василевская - Радуга

— Сколько хлеба принесено?

— Никак нет, хлеба нет. До сих пор никто не явился.

Вернер выругался.

— А по делу мальчика?

— Никто не явился, господин капитан.

Капитан яростно двинул стулом, сбрасывая со стола промокательную бумагу. Фельдфебель быстро наклонился и поднял ее, положив на стол, на то же место, где она лежала.

— Пошлите за старостой! Немедленно!

— Слушаюсь, господин капитан!

Щелкнув каблуками, фельдфебель вышел. Вернер открывал ящики, стремительно выбрасывая из них бумаги. Проклятая баба не сказала ни слова и не сказала бы, хоть год веди следствие. Сто раз бы подохла, а не сказала. Но там, в штабе, решат, что он поторопился. А этот идиот не выдумал ничего умнее, чем поспешно уведомить, что с бабой покончено. Ну, и ясно, что те даже не велели позвать его к телефону. Конечно, там ведут интригу вовсю! А тут вдобавок до сих пор нет хлеба. Этот идиот староста уверял, что они испугаются… Вот тебе и испугались! Хорошо им там, в штабе, говорить — староста, староста, а староста оказался совершенно бесполезным человеком, не имеет на деревню никакого влияния.

Фельдфебель снова щелкнул каблуками у дверей.

— Ну?

— Господин капитан, разрешите доложить, старосты нет!

— Как нет? Я же сказал, пошли за ним!

— Разрешите доложить, я сам там был — старосты нет.

Капитан пожал плечами.

— Куда же он пошел?

— Разрешите доложить — неизвестно.

— Всюду спрашивали?

— Так точно, господин капитан.

— Сбежал?

— Так точно, господин капитан, вероятно, сбежал.

— Ну, вот тебе, — сказал Вернер, остолбенело глядя на телефон. — Что же теперь будет?

— Разрешите доложить: не знаю.

— Идиот! — заорал капитан. — На что он нам был нужен, этот староста? В чем он нам помог? Ну?

— Действительно, господин капитан…

— Ага, действительно… Садитесь и пишите рапорт в штаб, что староста бежал. Пусть присылают другого, может, найдут поумней.

Фельдфебель вышел в другую комнату и взял бумагу. Он писал рапорт о бегстве старосты и донос на капитана, который хотел скрыть от штаба казнь арестованной Олены Костюк.

— Заузе!

Он вскочил, на ходу привычным движением сбросив в ящик начатый донос.

— Кто патрулировал эту ночь в деревне? Допросите их всех.

— Я уже допрашивал, господин капитан, никто ничего не знает.

— Ничего себе порядки! Оказывается, можно выходить из деревни, а наши посты «ничего не знают». Этак нас в один прекрасный день вырежут, как баранов, со всеми нашими постами! Как они могут ничего не знать? Ведь не по воздуху же он полетел, а как-то вышел из деревни! Что они делали, спали?

— В такой мороз спать невозможно. А вьюга страшная, человек, хорошо знающий местность, может проскользнуть. Надо бы расставить посты вокруг всей деревни.

— Я вас не спрашиваю, что надо бы, чего не надо бы! Кого это вы будете расставлять? Где у вас столько солдат? А сами-то вы куда глядели, что вы не знали, что старосту надо держать под особым присмотром?

Фельдфебель, вытянувшись, ожидал у порога.

— Ну, что ж вы? Идите, пишите, обрадуйте их, пишите! Хорошего мне помощничка подобрали, нечего сказать!

Фельдфебель вышел и принялся дописывать донос. Он то и дело прикладывал руку к горящей щеке.

Вернер разложил бумаги, но вскоре понял, что работать он не в состояния.

— Дежурьте у телефона, я пойду пройтись.

— Осмелюсь доложить, господин капитан, страшный мороз…

— Без вас знаю, — буркнул капитан и поднял воротник. Ветер притих, но мороз еще усиливался. Снег скрипел под ногами. Вернер остановился у порога и с ненавистью взглянул на деревню. Она лежала, словно в пуховой перине, в снежных сугробах, тихая, спокойная на вид. На крышах толстые шапки снега. Лишь кое-где ветер обнажил соломенные кровли. Ни следа жизни. Даже собаки не лаяли. Солдаты перестреляли их в первый же день — собаки бросались на них, не пуская в избы.

Затаенной угрозой повеяло на капитана от этой с виду спящей деревни. Нет, уж лучше было на фронте. Хорош порядок — уж месяц, как отогнали большевиков, а до сих пор сделать ничего не удалось. Решительно все планы разбивались об упорное, молчаливое сопротивление. Чего, собственно, добиваются эти тупые люди? По-видимому, они действительно верят в победу большевиков.

Откуда-то издалека донесся звук мотора. Капитан опустил воротник и прислушался. Вдали летел самолет.

Рокот мотора звучал в чистом воздухе тоненько, как жужжанье комара. Но звук нарастал, усиливался. Капитан, заслонив рукой глаза от сверкания снега, всматривался в небо.