Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце.

Бурлацкий рассказал о Соне… Селивестров буркнул ему: «Из одного института. Дружны были», — и занялся текущими делами. Но старший лейтенант почему-то не удовлетворился ответом. Продолжал наседать в свободные минуты: «Что, на одном курсе?», «Что, и мужа знали?», «Что, и на свадьбе были?» Далась ему эта свадьба!

Селивестров поглядел на Бурлацкого. Старший лейтенант спал крепким юношеским сном. Как ему хотелось, чтобы он, Селивестров, обрадовался! А тут дела, хлопоты, текучка…

Когда все-таки такое было? Ну да… В тот вечер, когда он узнал, что Соня поехала на Кольский полуостров. Помнится, он точно так же, как сегодня, лежал навзничь на койке и смотрел на угасающий закат, с которым угасали его надежды. Вполне возможно, что закат тот был не таким — Селивестров не помнит, но то, что лежал он вот так же — это точно.

И на Селивестрова нахлынуло… Вспомнились влажные Сонины глаза при последнем прощании, ее поцелуй, его собственные бестолковые мечтания. А еще отчетливее вспомнилась беспомощность. Почему она так поступила? Может, он, Селивестров, в самом деле сам виноват во всем происшедшем? Может, сделал или сказал что-то не так… А может, действительно не надо было сидеть сиднем, а мчаться за ней самому? Все-таки мужчина есть мужчина, и в равенстве любящих есть какие-то разные обязанности.

Растаяла мерклая полоска на краю степи, ночной косынкой прикрылось уснувшее небо, засветились сторожевые светлячки звезд, а Селивестров все думал, мечтал, волновался и не замечал, что Купревич тоже не спит, тоже ворочается. Лишь когда вспыхнула в темноте спичка и заморгал красный огонек папиросы, майор очнулся.

— Не спится?

— Да, что-то не дремлется.

— Тоскуете? — забыв о строжайшем наказе Бурлацкого, спросил майор.

— Да. — Купревич, не таясь, тяжело вздохнул. — Не могу поверить. Не знаю, что бы отдал, чтоб это было ошибкой…

— Бывают и ошибки, — неуверенно пожалел молодого человека Селивестров, стыдясь убогости своих слов. — Бывают. Крепись.

— Стараюсь. — Красный огонек осветил обострившийся нос и горестно сомкнутые губы Купревича.

«Черт возьми… Он, оказывается, знает! — поразился Селивестров. — А держится. Молодчага парень!»

— Держусь, — будто угадав мысли майора, вздохнул Купревич. — Пока комбинат не раскрутится на полную, слабинки себе не дам. А потом… — Он опять жадно затянулся. — Скажите, Петр Христофорович, к кому надо обратиться, чтобы взяли в действующую армию? Чтобы наверняка?

— К чему это? — упрекнул Селивестров. — Здесь вы в сотни раз полезнее. Здесь вы вроде бы генерал. А там… Рядовой пехотинец.

— Хочу быть рядовым пехотинцем! — мрачно рубанул Купревич. — Не могу иначе. Пока не убью хоть одного фашиста, нет мне места на нашей земле.

— Здесь вы их убиваете в тысячу раз больше! — перебил его Селивестров, а сам подумал, что особоуполномоченному, с его неизлечимой душевной болью, в самом деле уже не будет покоя в тылу — изъест тоскливое чувство вины перед погибшей женой-фронтовичкой.

Купревич не ответил. Ткнул папиросу в пустую консервную банку, служащую пепельницей. Накрылся с головой одеялом.

Затихли в темноте, отдавшись каждый своим думам.

И вдруг из-под одеяла раздалось:

— Не знаю, что у вас было когда-то, но если она здесь… Не теряйте своего счастья, Петр Христофорович. Не вздумайте пустить события на самотек.

«Вот чертов мальчишка, успел разболтать!» — без всякой злости, однако, подумал Селивестров о Бурлацком. Не найдя нужных слов, он тоже накрылся одеялом с головой.

…Селивестрову снилась Соня. Они шли с ней по довоенной Москве и крепко держались за руки. Ему очень хотелось сказать девушке, что у них не только дружба… Но Соня смотрела так доверчиво, что Селивестрову стало стыдно своих слов. К тому же мешали Купревич, Гурьевских и Бурлацкий. Они сзади по-приятельски подталкивали Селивестрова и уговаривали Крутоярцева с Гибадуллиным, которые ехали на «виллисе» рядом с тротуаром, чтобы то остановились и посадили молодых людей в машину. В конце концов Селивестров рассердился и велел всем ехать в Синий перевал…

— Товарищ майор! Товарищ майор! Вставайте!

Прошло немало времени, пока Селивестров очнулся от дремы и понял, что его в самом деле толкают в спину, а за окном на малых оборотах рокочет двигатель автомобиля.

— Что такое? — Селивестров сел на койке.

— Авария, товарищ майор! — Крутоярцев в рабочем комбинезоне, забрызганном буровым шламом, пилотка заткнута за ремень, взъерошенные потные волосы черными прядями прилипли к покатому лбу.