Владимир Волосков: Где-то на Северном Донце.

Пока крутился волчком в этой затянувшейся командировке, немцы успели оккупировать чуть не половину европейской части страны, брат Николай получил ранение и вернулся на работу в наркомат, а Лена стала военврачом. Купревич застал дома лишь пачку ее грустных, нежных писем, присланных оттуда, с войны, где давно полагалось быть ему, а не ей…

Они поженились три года назад, и брак их был полной неожиданностью для всех родственников, друзей и знакомых. Никто не подозревал, что скромный, степенный студент (а потом аспирант) Юрка Купревич давно тайно влюблен в бойкую соседскую девчонку Ленку Тихомирову. И уж совсем не подозревали, что бой-девка Ленка платит ему взаимностью. Да и как тут догадаться, когда на людях Ленка не упускала случая подразнить не по возрасту серьезного соседа, а тот умел снисходительно не замечать ни насмешек, ни самой сероглазой Кудриной девчонки, которая со временем превратилась в пресимпатичное создание, вслед которому на улице все чаще поглядывали мужчины всех возрастов. Ленку никогда не видели одну, она всегда находилась в обществе подруг, друзей, многочисленных поклонников. Где уж тут ей заинтересоваться неприметным аспирантом, бывшим много молчаливее, солиднее да и несколько старше девчат и ребят из Ленкиной компании.

Так продолжалось несколько лет: пока Лена заканчивала десятилетку, пока училась в медицинском институте… Очевидно, они так бы никогда и не узнали о взаимных чувствах, если бы Купревич в один счастливый вечер не решился на отчаянный шаг.

Сначала все происходило как обычно. Возвращаясь домой, Купревич на скамейке возле подъезда увидел девушек-медичек и среди них Лену. Они о чем-то спорили, заглядывая в свои объемистые конспекты.

— Жрецам науки! — заметив соседа, привычно кивнула Лена. — Как поживают глубокоуважаемые фенолы-бензолы?

— Успешной зубрежки! — церемонно, как это он привык делать в институте, поклонился Купревич.

Девушки прыснули (а Лена всех громче), им, видимо, была забавна старомодная чопорность розовощекого молодого человека.

И тут случилось непонятное. Купревич не прошел, как обычно, в подъезд, а неожиданно для себя самого остановился, внимательно поглядел на Лену, Он так и не мог понять потом, что остановило его и заставило решиться заговорить при посторонних: не то в голосе девушки послышалось ему что-то необычное, не то взяло наконец-таки верх тщательно скрываемое чувство, не то что-то другое…

— Фенолы-бензолы живут и здравствуют, — очень серьезно сказал он.

— Девочки! — смешливо всплеснула руками Лена. — Зевс опустился на грешную землю. Он разговаривает с простыми смертными!

— Почему весь запас колкостей эти смертные берегут для Зевса? Неужели он чем-нибудь обидел их?

— Ну и ну! Девчонки, нас нагло обманывают. С фенолами-бензолами далеко не все в порядке. — Лена не хотела принимать серьезный тон Купревича. — Оказывается, к нам имеются претензии. Вот это новость! Зевс не чужд лирики! Я не удивлюсь, если сейчас последует объяснение в любви!..

Девушка не подозревала, каким толчком для Купревича послужили эти слова. Он вздрогнул, почувствовав, как оборвалось что-то в груди, и, холодея от собственного безрассудства, словно неумелый пловец, ринулся с высокого обрыва в глубокий омут.

— И последует! Не вижу ничего плохого в том, что я тебя люблю!

— Девчонки, вы слышали? — машинально хохотнула Лена и уронила на землю конспект.

— Разве зазорно любить кого-то?

Студентки ошеломленно переглянулись, притихли, Лена широко распахнула огромные серые глаза.

— Разве зазорно? — обреченно повторил Купревич, и, видно, такое было у него лицо, что Лена окончательно все поняла, покраснела до корней волос, а потом, словно подброшенная пружиной, взлетела со скамейки, схватила его за руку…

— Глупый… Дурачок… Честное слово, дурачок! — выдохнула она, когда за ними захлопнулась дверь подъезда. — Самый несуразный человек на свете! — И вдруг уткнулась головой в его грудь.

Купревич обнял ее мягкие плечи и долго целовал светлые кудряшки, бормотал какие-то несвязные глупости, пока понял наконец, что доверчиво прижавшаяся к нему девушка плачет.

— Ленка… Ленок! Что ты? — Купревич взял в ладони ее разрумянившееся лицо, испуганно заглянул в глаза. — Что с тобой?

— Глупый ты… Дурачок… — Лена счастливо улыбнулась сквозь слезы. — Я ведь привыкла к мысли, что ты никогда не скажешь мне… — И снова уткнулась в его плечо.