Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце.

— Поймите меня правильно, товарищ генерал, — горячится Будзинский. — Я сам свидетель. Это произошло в моем кабинете. Человек приехал совершенно нормальным, даже в отличном настроении. Гм… Как это лучше объяснить… Если бы вы видели его лицо, когда он обнаружил недостачу! Это… это… Когда не сказал, а буквально прошептал мне об этом! Это было настоящее потрясение! Он так растерялся! Нет, он не присваивал денег и не подозревал об их исчезновении — я в этом убежден. За что же парнишку держать под арестом?

— Но ведь деньги исчезли именно у него. Государственные деньги! Не выпрыгнули же они сами из его сумки! — густо басит генерал без всякой, впрочем, официальности. — Случилось. Виновный налицо. По крайней мере, разгильдяйство тоже налицо. А за утрату государственных средств должен кто-то отвечать. Ведь это так?

— Конечно, — соглашается капитан-инженер, он еще не знает о рапортах Иванова и Ковальчука, а потому идет ва-банк. — Но конкретный виновник! А вина Малышкина не доказана. Я убежден в его невиновности и считаю долгом чести офицера ратовать за справедливость!

— Ого! — улыбается в густые буденновские усы генерал. — Приятно сознавать, что во вверенном мне соединении у офицеров такое высокое понимание чести. Весьма рад. Могу представить вам единомышленников: подполковник Иванов и капитан Ковальчук подали рапорта аналогичного содержания.

Капитан-инженер оглядывается на Иванова с Ковальчуком и растерянно улыбается.

— Вот видите, товарищ генерал, я далеко не одинок в своем мнении, — волнуясь, говорит начфинчасти. — И очень рад, что товарищ Будзинский, будучи совершенно незнаком с рядовым Малышкиным, ручается за его порядочность.

— Совершенно верно, — поддерживает Ковальчук. — Я тоже полностью согласен с товарищем Будзинским.

Сначала надо доказать виновность Малышкина, а потом брать под арест.

— А-а… — Генерал рукой разгоняет дым над собой, морщится. — Пустое. Человеку были доверены государственные средства, он за них отвечал. У него какая-то часть исчезла. Черт знает куда исчезла. Допустим, что он в том не виновен. А фактически кто виноват? Неизвестно. Потому окружной прокурор и дал санкцию на арест материально-ответственного лица. По всем правилам этот Малышкин должен находиться в следственном изоляторе, а мы все-таки настояли, чтобы наш солдат оставался у нас, пока не докажут его виновность. Ведь дал санкцию прокурор? — обращается генерал к лейтенанту Галичу, скромно сидящему на самом крайнем стуле у двери, хотя места в кабинете предостаточно.

Лейтенант Галич вскакивает со стула, вытягивается по стойке «смирно».

— Так точно. Дал.

Галич мог добавить, что в тот момент, когда окружному прокурору доложили о чепе в мотострелковом соединении, тот спешно собирался на аэродром, чтобы лететь в Москву. Накануне он долго сидел над материалами для доклада, а потому был голоден, утомлен и сердит. Слушать подробную информацию ему было некогда, так как у подъезда уже ждала машина, и потому он только поморщился, словно от зубной боли, проворчал:

— Час от часу не легче… Материально-ответственное лицо призналось? Ага… Хорошо, если просто ротозей, а если прохвост? Под арест взят?.. Почему?.. Ведь он не отрицает! Значит, злоупотребление или халатность налицо! Не исключен и сговор. Санкционирую. Сообщите об этом Каратаеву.

Когда Галич принял дело к исполнению, он и сам считал, что поступают с Малышкиным совершенно правильно и предусмотрительно. Иначе быть не могло. Галич только-только окончил юридический институт и его сразу призвали в армию. Дело Малышкина — его первое дело.

При ознакомлении с материалами предварительного дознания Галичу Малышкин представлялся то в образе бульварного громилы с испитым лицом, то юрким, тщедушным шулером с лисьими глазками и повадками хорька. Каково же было разочарование, когда перед ним предстал не громила и не шулер, а скромный кареглазый паренек среднего роста, с белым, как у девушки, лицом, смоляными бровями вразлет и прозрачным румянцем во всю щеку. Малышкина можно было даже назвать стройным и красивым, если б не был он угловат и скован в движениях, если б не постоянное выражение замкнутости на юном лице. Впрочем, впечатление это скоро исчезло, и Малышкин воспринимался как совершенно бесхитростный человек.

С этой первой встречи и полетел в тартарары план расследования, намеченный Галичем. Как-то так сразу получилось, что пришлось искать не изобличающие, а оправдывающие Малышкина факты. И поступить наоборот Галич не может.