— И самое страшное — это попасть с большевиками в Сибирь, — добавил Павел.
— В Сибири будет плохо, — согласился Сергей Иванович, — но исход войны решится здесь. Все будет зависеть от того, как поведут себя немцы на занятой территории.
В дверь постучали.
— Петр Александрович Рогов и Павел Александрович Истомин — бывший офицер и бывший концлагерник. Можете друг другу доверять, — сказал Сергей Иванович.
Павел пожал очень сильную мозолистую руку вошедшего.
— Вот пришел посоветоваться… как же это теперь будет? — заговорил Рогов сиповатым голосом, поворачивая к Сергею Ивановичу растерянное лицо.:— Как же это так: в 14-ом году дрался против этих самых немцев и считал этих самых большевиков предателями, потому, что они… это самое… в запломбированном вагоне и долой войну… а теперь немцы избавлять идут и мы, значит, это самое, как Ленин… — Рогов замолчал, не находя слов для продолжения своей мысли и посмотрел на Павла и Сергея Ивановича детски наивными, жалкими глазами.
— Так вы тоже, Петр Александрович, может быть добровольцем в Красную армию пойдете? — невольно улыбнулся Сергей Иванович.
— Что вы, с ума сошли? Нет, уж лучше немецкий унтер-офицер, чем это самое… комиссары, — ужаснулся Рогов. — Только, — добавил он прежним растерянным током. — Докатились мы с товарищами… ждем немецкого фельдфебеля, как ангела-избавителя!
Бог даст избавимся зараз от тех и от других, - ласково обнял его за плечи Сергей Иванович. — Россию легче поработить изнутри, чем захватить извне путем открытого насилия.
— Ну, я пошел, — обратился Павел к Сергею Ивановичу. — Насколько я понимаю, пока задача сводится к одному -- не попасть на зиму в Сибирь, так ведь?
По-моему, так, но ты как-нибудь снесись со мной еще недели через две, все станет гораздо яснее, - Сергей Иванович крепко обнял Павла.
— Эти «милостивые государи» наверное войну проиграют, — выходил из себя Алексей Сергеевич, — но нам от этого не легче. Если немцы победят большевиков, война не кончится: они нас же заставят драться против Англии и Америки, а самое главное — немцы наш старый, национальный враг.
— Не кричи так, — мягко, но настойчиво перебил отца Николай, — успокойся немного… мне надо очень серьезно поговорить с Павлом.
Павел, после того, как его пытались завербовать в агенты для слежки за Николаем, почти не бывал у Осиповых и поэтому ему казалось, что недавно такая привычная и родная обстановка их комнаты выглядела теперь как-то иначе.
Пройдя вслед за Николаем в нишу — обычное место конфиденциональных разговоров, — Павел подошел к окну. Женщины с корзинками по-прежнему деловито и непрерывно запасались продовольствием. В их молчаливой муравьиной суете было что-то трагическое и страшное. Это были первые отзвуки разразившегося на далекой границе урагана.
— Сберегательные кассы переполнены, — сказал Николай.
Откуда он все так быстро знает? — подумал Павел и пристально посмотрел в лицо друга.
Миндалевидные глаза Николая были, как всегда, спокойны, только на лбу появилась новая складка. - Не легко даже ему дается ожидание ареста, продолжал думать Павел. Сели. Николай говорил, а Павел слушал и удивлялся, как он в сущности мало знал этого, казалось бы, такого близкого, человека. Мысли Николая были ясные и логичные, но в первый день войны Павел меньше всего ожидал услышать именно это.
— Немцы идут не только со свастикой, но и с крестом, — говорил Николай. — Они объявили нечто вроде крестового похода. Очень вероятно, что это неискренно, но с другой-то стороны ведь открытое безбожие! Такие люди, как папа, могут сколько угодно волноваться, но защищать большевиков нам нельзя… Если меня призовут, я открыто заявлю об этом.
Павел невольно вздрогнул — настолько идея открытого выступления перед принципиально беспринципной властью показалась ему нелепой.
— За открытый отказ меня конечно расстреляют и поэтому я решил скрыться, — продолжал Николай.
Это уже было понятнее и вздох облегчения вырвался у Павла.
— Да, но куда же ты скроешься? Неизбежно будут карточки, голод. Тебя не то, что спрятать, а прокормить никто не сможет, — сказал Павел.
— У нас уже все заранее приготовлено, — ответил Николай. — Я уеду из Москвы на север. Другого выхода нет: в этой войне я могу быть только нейтральным.
— Что же, и ты наполовину заболел национал- большевизмом? — сухо спросил Павел.
— Нет, — не заметил этой сухости Николай, — я определенно за поражение большевиков и, стало быть, за победу немцев, но активно в этой борьбе участвовать не хочу, у меня есть другие задачи.
Читать дальше