Павел Александровский: Партизан Фриц

Мюллер с уважением посмотрел на приговоренного.

В дверь постучали.

— Ваша жена получит его, — сказал священник и быстрым движением спрятал письмо.

А в это время на окраине Минска, во внутреннем дворе невысокого двухэтажного дома, заканчивались последние приготовления к казни. Плац был очищен от снега и тщательно подметен.

У глухой стены установлен двухметровый столб. Невдалеке на земле уже стоял грубо сколоченный деревянный гроб, из щелей которого виднелась солома. Около него жались санитары, продрогшие на жгучем февральском ветру. Никого лишнего — таково распоряжение главного судьи.

В состав «фольштрекунгскоманды» [7] Команда, приводящая приговоры в исполнение (нем.). включено десять человек. По специальному приказу полковника отобраны только унтер-офицеры, пожилые, спокойные, не подверженные никаким эмоциям.

С ручными пулеметами (да, пулеметами!), в стальных шлемах, они стояли сейчас в пяти шагах от столба. Руководящий казнью офицер делал последние наставления:

— Соблюдать полное спокойствие! Огонь — по команде. Цель — только сердце.

Раздался сигнал сирены. Караульные кинулись открывать ворота, часовые вытянулись в немом приветствии. Во двор въехала легковая штабная машина, за которой следовала грузовая с натянутым брезентом. Впереди идущий автомобиль затормозил. Сразу открылись все дверцы, отчего он стал похож на зловещего черного жука, расправившего крылья перед полетом. Из машины вышли председатель суда и прокурор. Последним вылез военный врач в длинной, не по росту, шинели.

Грузовик тем временем развернулся, встал. Шофер заглушил мотор. Из кузова по подставленной лесенке спустились пастор и Фриц Шменкель в сопровождении двух охранявших его солдат. Как только нога осужденного коснулась земли, раздалась команда: «Смирно, оружие на караул!» Офицеры приложили руки к козырькам фуражек, салютуя прибывшим. Каски замерли в строгом равнении.

Нет, это были не почести обреченному. Вся эта тщательно продуманная, подробно регламентированная и обстоятельно записанная в секретней инструкции церемония была рассчитана на то, чтобы усилить устрашающее воздействие казни, сломить дух несломленного, повергнуть еще не поверженного, запугать других, присутствующих при этом хладнокровно продуманном убийстве.

Все взоры были обращены на двигавшуюся по плацу группу. И только Краус, солдат Краус, оставшийся возле грузовика, не смотрел ни на что. Перед глазами его стояла сцена, разыгравшаяся несколько минут назад. Когда уже завернули за угол и грузовик перед воротами замедлил ход, этот вот Шменкель, вдруг что-то вспомнив, полез в карман, достал оттуда бережно завернутую в бумажку сигарету и протянул ее сидевшему рядом охраннику.

Его слова до сих пор звучали в ушах солдата:

— Возьми, Ганс. Спасибо тебе. Я уже не успею ее выкурить…

У столба, рядом с привязанным к нему Шмсикелем, только священник. Прокурор начал громко читать приговор. И снова раздались эти лживые слова: «За военную измену…»

…Фриц, дорогой Фриц! Ты умираешь в полном спокойствии, глядя палачам в лицо. Ты знаешь, что не был изменником своей родины. Ты знаешь, что предатели твоего народа — эти вот грязные палачи, нацистские заправилы. Это они ввергли твой народ в пучину небывалых бедствий и страданий. Это они поставили его перед лицом невиданной катастрофы. Это они пытались переложить позор своих преступлений на плечи всего немецкого народа. Это они хотели каждого немца сделать соучастником своих кровавых злодеяний.

Фашизм растоптал твою жизнь, как и судьбу миллионов и миллионов твоих земляков. Ты любил свою жену — тебя оторвали от нее. Ты не мог дня прожить без твоих детей — тебе не дали их воспитать. Ты любил цветы, спорт, книги, животных — тебя хотели сделать убийцей.

Ты был одним из тех, кто сохранил ясную голову среди разгула мракобесия и кто отчетливо понял, что фашизм — это враг твоего, нашего и всех других народов. Ты был одним из тех, кто осознал: мало понять — надо действовать. И может быть, ты не успел прочитать слова твоего великого соотечественника Гёте: «Быть человеком — значит быть борцом», но в грозное время ты руководствовался именно этим!

В боях и сражениях ты утверждал право своего великого народа на светлое будущее. С оружием в руках ты защищал его доброе имя…

Отзвучали слова приговора. Стволы пулеметов словно уткнулись в твою грудь, темными зрачками взглянув прямо в самое сердце.