Пауль Борн - Смертник Восточного фронта. 1945. Агония III Рейха

Лето 1944-го Урожай в нашей древней восточнопрусской провинции почти поспел и обещал быть обильным. Если в нашем распоряжении окажется достаточно работников, техники и топлива и если Святой Петр проявит к нам благосклонность, мы, фермеры, сможем считать сбор урожая (в значении «homefront» [8] Erzeugungsblat дословно переводится как «тыл», но у этого слова есть оттеночное значение, касающееся внутренней политики нацистов. ) выигранным на сто процентов сражением. Такие же благоприятные прогнозы поступали и из других районов Германии. Те немногие из нас, которые оставались — те, кому Reichsnдhrstand [9] Сельскохозяйственная программа, созданная нацистами в помощь немецкому фермеру. Для более полной информации см. Приложение А. будто бы доверила кормить людей — на совесть выращивали урожай, несмотря на бесконечные трудности.

Мы успешно обходились без обещанной «помощи» войск, распределенных между городами и селениями, — опыт предыдущих лет показал, что такое «подкрепление» зачастую превращалось в обузу. Отношения между сельчанами и военными были не всегда безоблачными, потому как обычный солдат (которого я имею в виду) провел какое-то время — кто меньше, кто больше — на каком-либо фронте, после чего был ранен и через военный госпиталь зачислен в запасную часть, и теперь находился в ожидании приказа возвратиться на фронт. Нетрудно понять, что ему хотелось насладиться этой отсрочкой сполна, и он всеми силами старался избегать всего, что имело хоть какое-то отношение к работе, — толку от подобной помощи было мало.

Местные фермерские семьи тоже не могли больше помогать, кроме тех немногих, кто был поумнее и поэтому смог отвертеться от отправки на фронт (или же тех, кто отвертелся от него по причине надежных, хоть и дорогостоящих связей в верхах). Именно им мы помогали обучать иностранных рабочих самым необходимым навыкам, и, несомненно, только на них все и держалось.

Все жилые помещения были битком набиты женщинами и детьми, эвакуированными из центральных и западных областей Германии, повергавшихся бомбардировкам. Нервы у всех были на пределе. Днем царил полный хаос.

Больше всего нас раздражали старинные местные семьи, чьи мужчины были на войне или погибли в ходе боевых действий. И женщины, и их дети-подростки и палец о палец не ударили, что нас приводило в бешенство. Государство выделяло столько средств на их поддержку, эта публика могла жить по-королевски. Но почему, например, хотя бы просто не убратьза собой в доме? Мы видели, как эти прежде трудолюбивые и простые женщины, державшиеся за счет L. Schein [10] Landwirtschaftlicher — «сельскохозяйственный», чек или талон, используемый для распределения продуктов во время войны. (сельскохозяйственные продукты — яйца, масло, бекон, курятина и т. д.), вдруг начинали приобретать для себя новую одежду и велосипеды. А совсем скоро их можно было встретить только по пути в парикмахерскую или в кино.

Была установлена норма работы — тридцать часов в неделю, но, к сожалению, за ее соблюдением никто не следил, и никто не работал. Обычно находились одни и те же испытанные отговорки — нужно было постирать, испечь хлеб, забрать ребенка, чувствовала себя плохо, дождь пошел и так далее. В отдельных случаях приходилось обращаться к окружному начальству и просить их принять решительные меры, но и после этого весь следующий месяц женщины клятвенно заверяли нас исправиться, а сами продолжали сидеть сложа руки.

Их фронтовики-мужья исхитрялись отправлять посылки своим семьям с разных фронтов, их доставляли из Швеции, Норвегии, Финляндии, Дании, Румынии, Франции, Голландии, Италии и других стран. Там были вещи, которые эти люди ни за что бы не приобрели в Германии. По ним без труда можно было точно определить, где воюют их родственники.

А в целом все обстояло не так уж и плохо. Бомбардировки случались редко (у русских было мало пилотов), кроме незначительных налетов на Кенигсберг или Эльбинг2 или на важные участки железной дороги. Обязательное затемнение считалось бесцельной и обременительной мерой.