Анатолий Галиев - Взлетная полоса

Поверженная Германия стояла на коленях, лишенная брони и меча. Металл для них еще даже не плавился в крупповских печах. Все это еще будет — и несокрушимая сталь, и могучий и неожиданный взмах откованного вновь победного меча, и новый взлет бессмертного духа нации…

Но не сегодня, не сейчас! Прошлое учит терпению, настоящее дарит надежду, будущее придет в топоте миллионов солдатских сапог, в слитном реве крепких молодых глоток, в сиянии исполненных верой и жаждой мести глаз!

Когда-то Томилину казалось, что от прежней жизни его отделила раз и навсегда накатанная в феврале восемнадцатого года на мокром снегу прифронтового аэродрома колея от огромных колес взлетавшего «Ильи Муромца». На земле корчились в желтом пламени и черном дыму три «Муромца» эскадры, бежали и падали махонькие фигурки людей. Оглушенный и растерянный Томилин пытался разглядеть с высоты подробности боя, но слезы бессильной злости застилали глаза, ломила наспех забинтованная голова, и он еще до конца не понимал, что случилось самое страшное: он спасен, улетает живым, а где-то там, внизу, остался Шубин, сидящий на закопченном снегу…

Но до этого была их последняя ночь вместе, когда они, хохоча, тискали друг друга в промерзшем насквозь, несмотря на раскаленную печку, продувном самолетном ящике, и парок от их дыхания смешивался воедино.

— Господи, боже мой! — бормотал Томилин прыгающими губами. — Каким образом? Откуда?

— Сначала поедим, — почесав затылок, спокойно заявил Шубин. Он по-хозяйски плюхнул на печку медный чайник мотористов, рванул зубами завязку выгоревшего на солнце вещмешка, вытряхнул на топчан содержимое: застучали ржаные, густо просоленные флотские сухари, тяжко вывалилась замотанная в тряпицу копченая рыбина. Шубин вынул из кармана диковинный нож с азиатской насечкой на рукояти, пластал рыбу на ломтики деловито и аккуратно.

Томилин сглотнул голодную слюну от сладостного запаха и вида хорошо прокопченного балыка:

— Откуда это у тебя?

— Личного изготовления… — хмыкнул Шубин. — Про Аральское море в гимназии учил? Там есть такой остров, называется Барса-Кельмес, или, по-местному, «пойдешь — не вернешься». А я, вот видишь, пошел и вернулся! Не по своей воле, конечно, пошел. Сцапали меня довольно быстро, — спокойно рассказывал Шубин. — Суд был закрытый. К счастью, всего не знали, поэтому каторжные работы, петли избежал. Считай, счастливец…

И далее он подробно рассказал, как попал на казенный рудник на Урале, вагонетки с породой катал. Но быстро кровью начал харкать. Считали, что не выживет, и определили его к отправке в Туркестан, через казахские степи, на Аральское море, вместе с командой из четырех человек таких же тяжелобольных.

На Арале была определена ссыльнопоселенцам издевательская работа: на острове Барса-Кельмес поставить геодезическую вышку, затем определить место для маяка и рыть котлован под его фундамент. Издевательство заключалось в том, что никакого судоходства на Арале в ближайшие полвека не предвиделось, маяк ставить было не для кого: местные рыбаки превосходно обходились и без него, да и ловили рыбу в основном с берега. Но их перевезли на остров — плоский, безводный, раскаленный, как сковорода, на утлых челнах, провонявших гнилой рыбой, снабдили палаткой, сухарями и инструментом и бросили на погибель.

Раз в месяц в бурдюках на лодке доставляли воду, сливали во вкопанный в песок деревянный чан. Стражник из лодки даже не вылезал, замечал почти ласково:

— Когда же вы все передохнете?

Над Аралом постоянно дули адские ветры. Раскаленные, насыщенные солью и пылью, облегчения они не приносили. Морская вода издали походила на фиолетово-синюю гладь. В редкие дни затиший смотреть на нее было красиво, но даже обмыть изъязвленные ноги нельзя — разъедало, как кислотой.

На зимовку их перевезли на берег, поселили в развалинах глиняного форта. Не выжили бы, но местные жители рядом с развалинами разбили зимнее стойбище — с юртами, кострами, отарами овец. Был и колодец с пресной водой. Впряженные верблюды выволакивали из глубины на волосяной веревке кожаные мешки-ведра, на водопой из степи выходили все новые и новые стада. Шубина отпоили кумысом. Он выздоравливал. Видно, помогал теплый сухой воздух.

Жили оторванными от мира: до любого центра или железной дороги тысячи километров. Как доберешься?

Весной семнадцатого стражник уехал в Оренбург, не дождавшись смены. И как сгинул. И только к лету они узнали, что в Петрограде к власти пришло Временное правительство, царь отрекся от престола.