Владимир Добряков: Взлетная полоса

Вся эта история… Хотя нет, слово «история» здесь не подходит. Вернее так: эти события происходили два года назад. Тогда я учился в восьмом классе, и шел мне пятнадцатый год.

Началось с того, что я влюбился. Правда, такое со мной случалось и раньше. Первый раз в шесть лет. Тогда с помощью мамы я одолел трудный рубеж: научился из букв составлять слоги и целые слава. Это было таким радостным открытием, что первые дни, где бы ни находился, я беспрестанно отыскивал глазами какие-нибудь буквы и вылепливал из них слова. Видел, например, машину с буквами на круглом боку и быстренько прилаживал слог к слогу: «мо-ло-ко». Ясно: машина везет в магазин молоко! Скоро я уже мог похвастать первой прочитанной книжкой в пять страниц.

В те чудесные весенние дни в нашей квартире в сопровождении своей мамы появилась Ирочка. Я рос обыкновенным мальчишкой, ходил в детский сад, играл с девчонками, никого особенно не выделял, а вот в Ирочку влюбился мгновенно. У нее были огромные, голубые, блестящие глаза. Блестящими были и волосы, длинные и волнистые, увенчанные белым бантом. Окончательно она сразила меня тем, что, раскрыв книжку «Муха-цокотуха» и водя пальцем по строчкам, стала читать:

Я разинул рот: четырехлетняя малышка умела читать!

За столом я во все глаза смотрел на Ирочку и подкладывал ей то пирожок, то яблоко. А когда гости ушли, я едва сдержался, чтобы не заплакать от горя.

— Тебе понравилась Ирочка? — спросила мама.

В ответ я горько вздохнул. Наклонившись к маминому белевшему сквозь темные волосы уху, я с мольбой зашептал:

— Ты можешь мне родить такую сестренку, как: Ирочка?

У мамы хватило чувства юмора:

— А если будет не такая красивая и не такая кудрявая?

— Ну пусть немножко похуже, — кивнул я.

— А если будет и не красивая, и не кудрявая, и вообще не девочка, а мальчик?

На мальчика я был не согласен. Валера есть, я сам: есть, да еще третий будет? Нет уж, дудки! От Валерки натерпелся. Только и слышу: «Не суйся! Не твоего ума дело! Нос не дорос!..»

— Нет, брата не хочу. Вот если бы сестренку… Мам, а знаешь, какая Ирочка умная, — читать умеет! Читает и пальцем водит.

Мама рассмеялась:

— Это бабушка у них так читает. Ирочка от нее и научилась, в точности повторяет. А читать ей пока рано.

Ирочку я долго помнил. Но видел ее потом лишь, один раз, когда мы ходили к ним на елку. Девочка была так же красива и весела, только мне не понравилось, что она и другим детям так же радостно улыбалась, водила с ними хоровод, а беленького Юру даже кормила конфетами.

Другой раз я влюбился в первый день своей школьной жизни. Перед тем как ввести в классную комнату, нас, взволнованных и растерянных первачков, с новенькими портфелями и букетами цветов, построили парами на школьном дворе, щедро, будто специально ради, такого торжественного дня залитого солнцем. Родители и бабушки стояли толпой в стороне и с умилением смотрели на своих любимых чад.

Еще раньше я заметил девочку с каштановыми косичками и длинными прямыми ресницами над черными живыми глазами. Девочка мне очень понравилась. Я то и дело оглядывался на нее, и девочка наконец улыбнулась мне.

— Ты на какой улице живешь? — спросила она.

— На Ломоносовской.

— А я на Чкалова. Странно. Ты все смотришь в смотришь на меня. С кем-то спутал?

— Ни с кем не спутал.

— А почему же смотришь?

— Почему, почему. Кончается на «у». Ты читать умеешь?

— Давным-давно. А ты?

— А я еще раньше тебя.

Когда учительница строила нас парами, то я сказал, что с этой девочкой хочу быть парой.

— Хорошо, — не очень довольная моей самостоятельностью, сказала учительница. — Потом разберемся.

В классе нас посадили за вторую парту возле широкого окна, смотревшего на зеленую улицу. Мне очень хотелось сесть ближе к окну, но удобное место я все же предложил соседке.

— Тебя как зовут? — спросил я.

— Ира.

— Ира?! — словно не поверив, воскликнул я. Учительница строго посмотрела в нашу сторону и сказала, что в классе так громко разговаривать не разрешается.