Владимир Бешанов - Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде

Дальнейшие попытки форсировать Финский залив при такой плотности противолодочного рубежа не имело смысла. Чтобы обеспечить выход субмарин в Балтийское море, надо было либо уничтожить противолодочный рубеж силой, либо создать обходные пути, что было возможно только в результате овладения южным или северным побережьем Финского залива. Лодки уходили в поход одна за другой и не возвращались. Флотоводец Трибуц, ни уступая в твердости сухопутным военачальникам, посылал на прорыв новый экипаж.

В августе с целью разведки обстановки западнее Гогланда вышли подводные лодки С-9 под командованием капитана 3 ранга А. Мыльникова и С-12 капитана 3 ранга А. Бащенко, обе погибли на минах. Подлодки М-90, М-96 и М-102, выходившие на разведку Гогландского плеса и Нарвского залива, благополучно возвратились в базу.

Рассказывают, что несколько старших офицеров Балт-флота составили челобитную в Москву, которую с оказией тайно передали начальнику Главного морского штаба адмиралу И.С. Исакову. Тот доложил Сталину. И только после звонка Верховного командующий флотом, заслуживший у подводников прозвище «Убийца», прекратил уничтожать свои подводные силы.

До октября 1944 года подводные лодки Балтийского флота, плотно заблокированные в восточной части Финского залива, в море не выходили.

В конце мая 1943 года Говоров и Мерецков были вызваны в Кремль и получили приказ на проведение Мгинской операции. Замысел ее сводился к нанесению встречных ударов войсками Ленинградского и Волховского фронтов по флангам мгинско-синявинской группировки противника с целью ее окружения и уничтожения. Генерал Мерецков главный удар наметил силами 8-й армии Старикова, с востока на запад, в направлении на Вороново, поселок Михайловский, Мга. Для обеспечения левого фланга ударной группировки готовился вспомогательный удар на Карбусель, Турышкино. План генерала Говорова предусматривал усилиями 67-й армии Духанова овладеть Синявинскими и Келколовскими высотами, полностью очистить восточный берег Невы на участке Арбузово, Ивановское и установить общий фронт с 55-й армией и войсками Волховского фронта на линии Кировской железной дороги.

Чтобы встретиться в Мге, солдатам Ленинградского фронта нужно было преодолеть около 9 км, Волховского — 14 км, преодолевая вражеские укрепления, о которых возгордившийся своими успехами в строительстве «волховской засеки» генерал Хренов написал: «Гитлеровская оборона, скажем прямо, ничуть не уступала нашей и имела достаточно большую глубину».

В общем, снова готовился лобовой штурм тех же немецких позиций и опорных пунктов, когда-то бывших русскими деревнями, с тех же направлений, по-прежнему — на Мгу. Всей разницы — новые «солдатики», новые «тридцатьчетверочки» и выросшее на порядок, в качественном и особенно в количественном плане, артиллерийское, авиационное и инженерное обеспечение. Можно стопроцентно согласиться с оценкой Польмана: «Никаких новых идей и целей, никакой широты замысла и внезапности, а всего лишь продолжение второго Ладожского сражения, чего немецкое командование никакими контрмерами не могло предотвратить, ибо не располагало необходимыми для этого средствами».

А и не требовалось от наших полководцев никакой «широты». Как утверждает Мерецков, Верховный Главнокомандующий в конце беседы подчеркнул: «Главное для вас — не захват территории, а уничтожение немецких дивизий». Главные события летней кампании ожидались в районе Курской дуги, и ленинградские дела Сталин отодвинул на второй план. Не слишком рассчитывая на то, что без пяти-десятикратного превосходства в силах над войсками Кюхлера удастся отбить у немцев Мгу, Верховный имел в виду стандартные задачи вспомогательных направлений: сковать, «обескровить», не позволить противнику перебрасывать силы на центральный участок советско-германского фронта. Элементарная военная арифметика давно подсчитала, что подобное «уничтожение» одной немецкой дивизии обойдется как минимум в три своих, но наше командование подобное соотношение потерь устраивало. Экстенсивный метод ведения войны вполне сложился, машина смерти была отлажена и работала бесперебойно.

«В пехотных дивизиях, — пишет H.H. Никулин, — уже в 1941–1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и т. п. Людей, образовавших механизм для приемки пополнения и отправки его в бой, на смерть. Своеобразная мельница смерти. Этот костяк в своей основе сохранялся, привыкал к своим страшным функциям, да и люди подбирались соответствующие, те, кто мог справиться с таким делом. Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперед!» — и все. Мой командир пехотного полка в «родной» 311-й дивизии выдвинулся на свою должность из командира банно-прачечного отряда. Он оказался очень способным гнать вперед без рассуждений свой полк. Гробил его множество раз, а в промежутках пил водку и плясал цыганочку. Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороновом, командовал еще в 1914–1918 годах батальоном, был профессионал, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и перебить наши наступающие орды… Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: «Еще денька два повоюем, добьем оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот и погуляем!» Солдаты всегда были навозом. Особенно в нашей великой державе и особенно при социализме.