Виктор Смирнов - Милосердие палача

Павел показал удостоверение.

– Я вас знаю, – сказал секретарь. – Что, истек отпуск?

– Да. Приблизительно… Мне к Феликсу Эдмундовичу нужно по крайне срочному делу.

Секретарь развел руками:

– Феликс Эдмундович сегодня ночью отбыл в Гомель… Новое назначение. – И добавил, понизив голос: – Польские дела, понимаете?

Павел на секунду растерялся. Сейчас его пошлют по всем ступеням огромной бюрократической машины, в которую превратилась ЧК. Он будет писать отчеты с приложением копий письма Махно и Задова, давать объяснения, его будут выслушивать, пересылать в другие отделы… Нет, надо сразу забираться на вершину.

– Кто вместо него? – спросил Павел.

Секретарь удивленно поднял свои белесые брови. У него было курносое, веснушчатое лицо жителя среднерусских равнин.

– Разве кто-нибудь может заменить Феликса Эдмундовича? Его кабинет занял пока Василий Николаевич Манцев.

– Значит, здесь теперь Всеукраинская ЧК?

– Не совсем так, – сказал секретарь уже несколько свысока. Неосведомленность Кольцова как бы понижала его в ранге. – Теперь должность Василия Николаевича – начальник Центрального управления Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Украины.

– Красиво называется, – согласился Кольцов. – Вот к нему-то мне как раз и надо.

Он перегнулся через стол, стараясь не опрокинуть чернильный прибор, и, ухватив секретаря за воротничок рубахи, вплотную приблизил к себе его веснушчатое лицо. Сказал почти шепотом:

– Мне к нему надо, братишка! Я только что из штаба Махно. Виделся с ним и с Задовым. Доставил важный материал.

Секретарь, несмотря на свою чекистскую многоопытность, не смог скрыть удивления. Если бы Кольцов сказал, что побывал в преисподней, удивление не могло быть большим. Теперь секретарь слушал очень внимательно, повернув к Павлу розовое ухо. Авторитет Кольцова резко, даже небывало резко возрос.

– Если ты сейчас же не организуешь мне встречу с Манцевым, – прошептал Павел, – то будешь перед Дзержинским нести ответственность за срыв важной операции!

Секретарь поправил воротничок.

– Минуточку, – сказал он и исчез за внушительной дверью, столь высокой и тяжелой, что она не открывалась, а «впускала».

Через несколько минут Кольцова принял Манцев.

Василий Николаевич был природным москвичом, когда-то учился на юридическом факультете. Но, естественно, революционные и партийные дела оторвали от учебы и бросили его на типичную революционную дорогу: арест, тюрьма, ссылка, побег, заграница, снова Россия и снова арест… После революции его, как «юриста», направили в Московскую ЧК, где он очень быстро стал заместителем председателя, а председателем тогда как раз был Дзержинский, по совместительству.

Манцев слыл среди чекистов красавцем. Смуглое лицо, резко очерченный прямой нос, темные брови вразлет, волевой, выступающий вперед подбородок. Но сам он как бы стеснялся своей внешности «первого парня на деревне» и темперамент, живость мысли, быстроту реакции скрывал за тусклым, сугубо чиновничьим выражением лица.

Он старался затеряться среди таких ярких личностей, как Дзержинский, как «жгучий брюнет» с аккуратной эспаньолкой и усиками а-ля Д’Артаньян Артузов, как Лацис с его крестьянской густой бородищей или как Менжинский с подчеркнутой вальяжностью и хорошо продуманным напускным добродушием «человека в пенсне». И уж конечно Манцев не мог себе позволить едких шуточек Менжинского, который диктовал приказы, лежа на диване, или топорно-грубой, напористой речи Лациса. Ничем, ничем не старался он подчеркнуть свою индивидуальность.

Манцева устраивало то, что при своей внешности он оставался незаметным и даже невзрачным. Этому он учился еще с девятьсот шестого года, когда совсем в юном возрасте вступил в РСДРП и попал в поле зрения охранки.

Впрочем, когда понадобилось послать кого-то на Украину, заменить вызвавшего общее недовольство Лациса, выбрали именно этого незаметного человека. Чтобы он разобрался, что же происходит на Украине. Что там нынче за селяне? Сала много, а укусить не дают. Гоголевские парубки бродят с пулеметами. И не поймешь – то ли село, то ли эскадрон. Днем – одно, ночью – другое. И что удивительно, Украина не смогла выдвинуть ни одного выдающегося чекиста, не в пример, скажем, Польше или же Латвии. Поэтому и пришлось посылать туда русского. Самого что ни на есть русака. Да не просто русака, а «акающего москаля».

И стал Василий Николаевич Манцев разбираться в природе украинского селянства, которое слова «продразверстка» никак не могло выговорить.