Василий Соколов - Привала не будет [Рассказы о героях]

Включилась в бой полковая артиллерия, которая клала снаряды в самой гуще солдат, и вражья цепь заметно редела. Рассыпавшись по полю, фашисты вставали и опять продолжали бежать, как-будто бы их подгонял страх погибнуть если не от чужих, то от своих пуль.

Кто-то доложил Козюлину, что группа вражеских автоматчиков просочилась в тыл и угрожает напасть на командный пункт полка.

Наступил тревожный, кризисный момент. Козюлин понимал это, хотя внешне не подавал виду, даже умел казаться спокойным. Он быстро собрал телефонистов, повозочных, всех дежуривших на командном пункте солдат и приказал занять круговую оборону.

После этого, лежа на гребне холма в окопчике и глядя в бинокль, он думал: «Куда же делся Панин?»

Из дальней балки показались солдаты в ушанках. Оттуда в воздух взлетела зеленая ракета. Майор Козюлин радостно замахал рукой, мол, понял, вижу — автоматчики Панина!

Властным и сильным голосом майор подал команду:

— Гвардия, за нашу Советскую Родину — в ата-а-ку!

По всему полю могуче грянуло «ура», и гвардейцы, ощетинясь штыками, кинулись на немцев. Завидев стремительную атаку русских, неприятельские солдаты на миг остановились и потом повсеместно начали удирать, настигаемые хлестким огнем.

На фланге затрещали автоматные очереди. Это ударила рота офицера Панина.

Разгром немецкого полка был полный.

После боя Козюлин, в полушубке, в черной барашковой кубанке, обходил солдат. Еще издалека его заметил Халиков — тот самый плотный черноусый гвардеец. Он встал, машинально застегнул ватник и бойко сказал подошедшему командиру:

— Товарищ майор, рядовой Халиков на позиции.

— Рана не мешала? Пулемет в исправности?

— Моя машина как часы! — ответил Халиков и задорно добавил: —А о ране не вспомнил. Некогда было.

— Ваша работа? — спросил Козюлин, посмотрев на трупы фашистов, валявшиеся неподалеку от пулеметной точки.

— Фактически воюю, — заговорил Халиков. — Прут, стервы, прямо на ячейку, чтобы меня, значит, мертвым сделать. Думаю: как так? Фашисту жить, а мне в земле лежать? Злость вскипела, прижался к пулемету и давай косить… Фактически воюю! — заключил рядовой.

— Орел! — торжественно произнес Козюлин, обнимая солдата.

В это время подошел связной с донесением из разведки лейтенанта Птицына:

«По дороге замечен артдивизион противника. Направляется в нашу сторону…» — прочитал Козюлин и тут же заспешил в штаб.

В низких лучах раннего солнца, как алмаз, горели крупинки пористого снега. Степь так вольно раздалась, что гряды дальних высот, меж которыми затерялись хутора, едва различались в синеве утра.

Полк биваком расположился в молодых посадках. Штаб полка ютился в парусиновой палатке. В углу пыхтела докрасна раскаленная железная печка, на плите кипел в алюминиевом котелке чай.

На столе разложена потрепанная, исчерченная цветными карандашами карта. Склонился, глядя на нее, Козюлин. Изредка он приподымал голову и смотрел на дверь. С минуты на минуту ждал возвращения старшего лейтенанта Панина, автоматчики которого несколько часов назад устроили засаду на пути немецкого артдивизиона.

Прибыл наконец и Панин! Он входит, молодецки отдает честь, и по радостному его лицу видно, что бой окончился удачно.

— Вижу, вижу, твои молодцы сквозь огонь и воду пройдут, — оживился Козюлин. — Рассказывай, как разделались.

— Навели порядок, — простуженным басом заговорил Панин. — Немецкий дивизион двигался по дороге, а мы лежали в снегу, на обочине. Пятнадцать орудий тянули кони. Чуть только дивизион поравнялся с нами, сразу началась заваруха. Птицын, лихая головушка, завел своих разведчиков с тыла и ударил в хвост, а мы в лоб… У немцев, конечно, нервы сдали сразу. Все орудия побросали.

Панин лукаво посмотрел на командира полка:

— Кстати, вы искали хорошего коня. Есть такой! В голове колонны дивизиона ехал на белом коне офицер. Как только началась стрельба, он дал тягу, но я снял его с первого выстрела, а коня поймал..

— Благодарю за победу… И за копя, разумеется, спасибо! — Лицо Козюлина расплылось в улыбке.

Вновь склонился командир над картой. Попыхивая трубкой, Кирилл Иванович продолжал обдумывать план штурма хутора Средне-Царицынского. После недолгой паузы он оторвал взгляд от карты и обратился к командирам:

— А что, товарищи, если мы предпримем ночной налет?.. Силенки у немцев еще не выдохлись, днем, пожалуй, сопротивляться будут отчаянно. А ночью сподручнее.