Богдан Сушинский: Плацдарм непокоренных

— Брось: «долг». У тебя-то какой долг? Ты свое за полную роту отвоевал. Если не за батальон. Я могу подтвердить это.

— Ничего ты не понял, Арзамасцев, — задумчиво проговорил Андрей. — Сражаться здесь, или оставлять врагу такой плацдарм, — классический плацдарм, овладеть которым будет потом адски трудно, — для меня это действительно вопрос долга. И чести. Прежде всего, офицерской чести.

— О, боже. Опять та же молитва: «долг», «честь»! Кому нужны твои долг и честь, если завтра твое тело бросят в полынью, потому что похоронить поленятся. Ах да, забыл, ты ведь офицер. Отец, дед, прадед… И вообще весь ты из офицерского рода… А у меня в роду все мужики солеварами были.

— Кем-кем? — не понял Андрей.

— Солеварами. Соль добывали. Обычную, кухонную. На озерце возле Каспия.

— С представителем этого ремесленнического цеха встречаться мне еще не приходилось, — появился в глазах Беркута неподдельный мальчишеский интерес. — Ну-ну, еще немного о солеварах…

— Да о них и рассказывать особо нечего. Все вокруг в соли, сами просолены с головы до пят, и вся жизнь наша соленовато-горькая. Из меня, вон, до сих пор соль килограммами выходит. И не та, потная, что у тебя. Нет, озерная, впитавшаяся в тело за много лет. Настолько впитавшаяся, что от самого вида соли в солянке меня начинает мутить. Так что нам не до гонора было: добро бы из нищеты выкарабкаться, да на пару сапог заработать, выжить. Соль-то всем нужна, но ценится-то она на гроши. Только на эту самую соль заработка и хватает. Так что у нас это в мозгу, в крови заложено: выкарабкаться, выжить. А ты — долг! Долгов еще наделаем, успеется.

Он говорил еще что-то, но Беркут уже не слушал его.

Слева от них, в просвете между валунами, мелькнул какой-то серый комок. Он скрылся за выступом, снова появился и, лишь когда скатился в низину, по которой пролегала единственная, ведущая к центральной штольне, дорога, теперь сплошь заваленная камнями и перегороженная двумя баррикадами, капитан разглядел в нем неказистую фигуру солдатика в длинной шинели и со «шмайссером» в руках. Под разрывом, будто специально ему вдогонку посланного, снаряда этот солдатик залег уже не на дорогу, плашмя, как и следовало бы, а втиснулся в расщелину на склоне и сразу же огрызнулся короткой автоматной очередью.

— А ведь это, кажись, Звонарь, — напряг зрение Андрей. — Неужели действительно он? О котором мы, грешные вояки, снова на полутора суток забыли. Только раз вспомнил: жив он там еще, или уже отвоевался? Так Мальчевский, чуткая душа, поспешил успокоить: «Да жив он, жив, крокодил мангазейский! Шнапса ворованного надудлился и спит под камнями, как у паршивой кумы под забором!».

— Может, и он, — безразлично согласился Арзамасцев. — Еще один из тех, что родине шибко задолжали… И похоже, что с плохой вестью.

— Заседание философского клуба будем считать закрытым, ефрейтор, — проговорил Беркут, выползая из-под брони. — Много их там, Звонарь?!

— Около роты! — это действительно был он. — Хутор обходят!

— Под прикрытием огненного вала, значит? Тактика, конечно, правильная. Арзамасцев, помоги ему. Я сейчас.

Буквально под градом осколков Андрей взобрался на броню танка, открыл люк, но, прежде чем нырнуть в него, осмотрел открывающийся отсюда участок плато. Немцы наступали двумя эшелонами. Первый, еще под прикрытием артиллерийского огня, прорвался через заслон между хутором и возвышенностью, за которой начинались каменоломни. Второй тоже двигался широким фронтом, почти во всю ширину косы.

Танк стоял в низине, так что башня едва выступала над плато. Но еще в первый день обороны капитан установил, что эта машина с пятью снарядами к орудию вполне боеспособна и в просветах между скалами может ударить даже прямой наводкой. Удобно было вести отсюда огонь и по левому берегу реки. Но оттуда их пока не тревожили. До сих пор немцы все еще побаивались выходить на лед. Именно для «ледового побоища» он пока и приберегал эти боеприпасы.

— К бою! — скомандовал Беркут уже под прикрытием дверцы люка, которая приняла на себя несколько пуль, больно ударив его в плечо. — Лейтенант, поднять бойцов из штольни!

Он не знал, оказался ли среди тех, кто суетился наверху, на карнизе штольни, лейтенант или нет. Но кто-то же должен был услышать его.

Тем временем вступили в перестрелку посты группы заслона, выставленные по ближней гряде. Это уже в какой-то степени спасало ситуацию. Быстро освоившись в танке, Андрей довернул башню, чтобы ствол пулемета попал в просвет, и проверил оружие. Кажется, он успел вовремя. Атакующие уже подошли к тому месту, где начинался распадок, и быстро накапливались в нем. При этом немцы совершенно не обращали внимания на завешанную рыбацкой сетью и залепленную снегом башню танка, считая машину давно вышедшей из строя.