Богдан Сушинский - Река убиенных

— А я не думаю, чтобы наши хлопцы так быстро сдали позиции, — жестко заметил Штубер, решив поиграться в патриота. — Они ведь понимают, что за ними — река, мост, город. К тому же в штабе подольского гарнизона мне заявили, что оборону здесь вам придется держать еще как минимум неделю.

— Неделю?! — махал перед лицом Штубера своим прутиком капитан. — Какую неделю? Какая оборона?! Я вас спрашиваю. Какими такими силами я должен держать оборону?!

— Извините, капитан. Я не знал, что вы командуете обороной всего правого берега Днестра, — желчно произнес Штубер. — Мне казалось, здесь еще существуют штабы. Во всяком случае, в этом только что уверял меня подполковник Коровников, — прибег он к фамилии высшего командира, зная, что такой прием всегда способствует легализации агента.

— Если так пойдет и дальше, лейтенант, — вскоре может случиться, что капитан Грошев, — поиграл комдив желваками, покачиваясь при этом на носках, — будет командовать всем западным фронтом. Больше просто некому будет.

И вот тут Штубер вдруг открыл для себя, что капитан по-настоящему нравится ему. Было что-то в этом офицере от… истинного офицера. Всех времен и народов. Этот лоск, этот аристократический надрыв, который, однако, не мешает ему оставаться достаточно хладнокровным и взвешенным в своих решениях. Это откровенное презрение и к врагу, и к своим, по обе стороны фронта. Очень уж этот капитан Грошев напоминал ему кое-кого из прусских офицеров. Вынужденные служить в армии «вечного ефрейтора», они так же откровенно презирают этого ефрейтора и его войско, как и капитан Грошев — войско засевшего в Кремле недоученного семинариста. Да, черт возьми, именно на таких офицерах — возможно, не самых подготовленных и достойных — держались и держатся все армии мира.

— Воздух! Воздух! — вдруг панически возопил щупленький новобранец, но, вместо того чтобы бежать к окопам, присел, прикрывая голову… положенной плашмя винтовкой. Однако самолеты пролетали мимо позиции дивизиона, и солдаты-старички спокойно провожали их усталыми взглядами. Только новобранец, ухватившись руками за винтовку, словно бы вгонял себя ею в потрескавшуюся от жажды землю, все дрожал и бубнил про себя какие-то слова заклинания. Именно заклинания, ибо слова молитвы он вряд ли способен был вспомнить.

— Успокойте этого идиота. Я вас спрашиваю! — первым пришел в себя дивизионный дуче.

— Представляю, как он будет вести себя в бою, — мрачно заметил Розданов, до того хранивший независимое, преисполненное холодной иронии молчание.

— Как и все остальные новобранцы, — ответил Штубер. — Тем не менее бой все же состоится. Укажите участок, капитан, который должен занять я со своим взводом.

— Со своим сбродом, — негромко, но достаточно мрачно уточнил Грошев, оценивающе окинув взглядом столпившихся у колодца с перебитым журавлем новобранцев. Пока офицеры выясняли отношения, эти обреченные почти со счастливым визгом обмывали свои потные тела, черпая воду из наполненного корыта. — Интересно, знает ли хотя бы один из них, как заряжают винтовку? Если только эти винтовки не театральные. Я вас спрашиваю!

— По крайней мере, они у них есть. Сотни других новобранцев прибывают на передовую, имея одну винтовку на четверых. Наши маршалы убеждены, что любой новобранец способен добыть себе оружие в бою. — Штубер оглянулся. Розданов все еще оставался у него за спиной. Как бы он ни перемещался — все время за спиной. Держа палец на спусковом крючке ручного пулемета. У Штубера закралось подозрение, что первой и последней очередью из своего «дегтяря» поручик готов скосить их обоих. Обязательно обоих.

— Дожились. А ведь готовились: «Красная армия всех сильней». Еще утром передний край был за пять километров отсюда. А мы копошились в глубоком тылу. Я вас спрашиваю!

— Лучше спросите, что происходит на том берегу Днестра. Лозовский, воды командиру!

— И что же там происходит? На том берегу?

— Уже ничего. Немцы форсировали реку севернее и южнее укрепрайона. И теперь все, кто может, смываются, чтобы не оказаться в немецком котле. — Лозовский принес флягу, и оба офицера по очереди напились. Вода показалась оберштурмфюреру слишком теплой и горьковато-соленой. Несмотря на то что рядом несла свои воды большая пресная река. — А вам прислали подкрепление. В виде этого сброда — в чем вы совершенно правы.

— Так что прикажете делать мне, капитану Грошеву? Я вас спрашиваю.

— Доблестно сражаться. Что вы, собственно, и намерены делать. Где мои позиции?