Богдан Сушинский: Опаленные войной

— Товарищ лейтенант! — вдруг появился рядом незнакомый старшина. — Наш младший лейтенант пытають, дэ тут 120‑й дот.

— Какой еще младший лейтенант? — удивился Громов и только теперь заметил выдвигающуюся из ложбины небольшую и не очень стройную колонну солдат.

— Та ж командир роты нашей стрелковой. Ото вона и есть. А он, впереди, младший лейтенант Горелов. Раненый весь.

— Так уж и весь?

— Еще, конечно, воюет, — обескураженно уточнил старшина, удивленный и обиженный этим замечанием офицера.

— Здесь дот, внизу. Я — комендант. Что вы хотите мне сообщить?

— Товарищ младший лейтенант, сюда! Тутычки комендант! — замахал рукой старшина. — Как раз угадали!

Младшему лейтенанту было за тридцать. Он был ранен в левое плечо, поэтому простреленная и окровавленная гимнастерка оставалась расстегнутой. Лицо его казалось землистым, но, очевидно, не столько от потери крови — рана, судя по всему, была не очень тяжелой, — сколько от длительного недосыпания и смертельной усталости.

— Ну, здравствуй, лейтенант, — поздоровался Горелов так, словно они уже знакомы, но только давно не виделись. — Показывай свое хозяйство. Приказано охранять твой дот, как царский дворец.

— Божественно. Уже завтра здесь будет пекло. А главное, на этом участке фрицы обязательно попробуют организовать переправу.

— А что, место удобное. По всем канонам военной науки.

— Где ваши остальные? На подходе?

— Какие остальные? — мрачно поморщился Горелов, легонько массажируя предплечье.

— Но вы же вроде бы командуете ротой.

— Принял командование остатками роты. И вся она перед тобой, лейтенант: сорок два бойца и два младших командира о двух пулеметах. Все, что осталось от роты. Зато начальство доложит наверх, что боевые порядки обороняющихся усилены маршевой ротой.

— Да уж… «Усилены».

— Ребята, конечно, обстрелянные. От самой границы порохом нас обкуривают. Только, гляжу я, народца у вас тут совсем жидковато.

— Обстановку, младший лейтенант, вы знаете и без моих объяснений, — сразу же перешел на официальный тон Андрей, не желая обсуждать с ним перспективы обороны. — Через два-три дня мы окажемся в полном окружении.

— То-то и оно, — возбужденно вздохнул Горелов, близоруко вглядываясь в правый берег. Бинокля у него не было. — Что посоветуешь? Какой фланг тебе прикрыть?

— Вон мой дот. Как видите, одна рота, тоже до основания потрепанная, уже располагается ниже него, подковой. Просьба к вам: здесь, сзади, у дота мертвая зона. Как только фашисты прорвутся с тыла, они сразу же сядут нам на голову. Так вот, пусть часть бойцов окопается в этой излучине, впереди линии окопов. А часть — вон на той, нижней террасе, в ложбинах по обе стороны дота. Это чтобы фашисты ночью не прорвались по террасе и не забросали нас гранатами.

Младший лейтенант окинул местность оком колхозного бригадира, подергал себя здоровой рукой за мочку уха и признал:

— А что, правильно планируешь, лейтенант. Именно так и надо бы расположиться.

— И мой вам совет: дот пристрелян. Вся местность тоже. Думаю, разведка фрицев поработала заранее. Уверен также, что долбить доты они будут денно и нощно. Поэтому, как только начинается артналет, сразу уводите людей за гребень, в заранее отрытые щели. Здесь оставляйте только наблюдателей. И еще. Побыстрее дайте связь с дотом.

— Связь будет, лейтенант. Щели тоже. Только для начала скооперируюсь с командованием полка. Мы ведь остались бесхозными. Даже кухни своей нет.

— Скооперируйтесь, — скептически усмехнулся комендант. — Но опасаюсь, что под вашим командованием уже не остатки роты, а остатки полка. Связи со штабом у вас нет уже более суток?

— Почти угадал. Ты сам-то еще не был на фронте? Не обстрелян?

— Мне еще только представится случай, — не стал разочаровывать его Громов сообщением о бое у моста.

— Воздух! — вдруг заорал кто-то у реки.

— Воздух! — стоголосо отозвались по всей долине и перелескам: — Воздух! В укрытия!

Уже сбегая вниз, к доту, Громов увидел, как тройка бомбардировщиков заходила на соседний, прилепившийся ниже по течению на крутом изгибе каньона, словно ласточкино гнездо, 121‑й дот.

Что-то там у русских не срабатывало, что-то не ладилось — оберштурмфюрер СС Штубер уловил это сразу. И покаянно притих, демонстрируя покорность и смирение. Он-то понимал: когда не ладится, пленного проще всего пустить в расход. А тем временем из разговоров и перебранки русских барон фон Штубер понял, что из комендатуры машину так и не прислали. То ли не оказалось там свободной, то ли сочли, что захваченный у моста пленный особого интереса для разведки уже не представляет. Тем более что пленные стали поступать и с других участков обороны. Машина майора тоже почему-то вышла из строя.