Глеб Булатов - Степь в крови

– Как ты думаешь, – не отводя взгляда, произнес Зетлинг, – это дело рук Никанора Ивановича, или же здесь что-то другое?

– Что? – раздраженно бросил Минин. – Думаю, Никанор Иванович, больше некому. Тишевский виделся с Глебовым, нам вставлял палки в колеса, так что вполне возможно, что и дело с посольством не обошлось без его участия. В конце концов, доказательств против Вершинского ровным счетом нет, а здесь все ясно. Что было делать командиру караульной службы штаба в этом месте? Дело здесь нечистое, но уже разрешенное. Все участники этой интрижки: Глебов, комиссар, Тишевский – мертвы. И на наши вопросы никто не даст ответа.

– Так не бывает, чтобы все участники были мертвы. Кто-то обязан победить и выжить, – Зетлинг обернулся к Минину. – Жив полковник Вершинский. И я уверен, что это убийство не обошлось без его деятельного участия. И расправа с Глебовым была неслучайна. Поручик что-то знал, что-то такое, что нам знать не положено. И убил его Вершинский, в этом нет никаких сомнений! Но Тишевский был командиром Глебова и, очевидно, проник в то, что стало для поручика приговором. Заметь еще, – Зетлинг возбужденно указал на изуродованное лицо полковника, – стиль убийства один. Во всем этом есть особая таинственность или претензии на нее.

– Вспомни, ты что-то говорил о некоем Аваддоне, будто бы он был склонен к эдаким приемам?

– Нет, будь здесь Аваддон, – Зетлинг задумался, – если бы это было дело рук Аваддона, то наверняка и мы бы лежали вот так, как покойный полковник, царствие ему небесное, – Зетлинг перекрестился. – Аваддон не допускал таких вопиющих промахов. Из разговора с Никанором Ивановичем я понял, что их пути разошлись, так что вряд ли…

– Ты не вполне уверен?

– Не вполне, это верно. Последние дни я вновь ощущаю то странное, даже пугающее чувство, которое сопутствовало моему столкновению с Аваддоном несколько лет назад. Будто за спиной постоянно есть чужие пристальные глаза, неотрывно следящие за каждым шагом. Думаю, это нервы.

– В таком случае у нас схожее заболевание.

Зетлинг поднял удивленные глаза на Минина и вынужден был признать, что тот говорит серьезно.

– Оставим это пока. Однажды мне показалось, будто я видел его на улице в проезжающей коляске. Но скорее всего я ошибся. Если Аваддон в Новочеркасске и до сих пор не дал о себе знать, значит, я повторяю свою старую ошибку.

– Какую?

– Мы действуем в его интересах.

– Но ведь он большевик, а Никанор Иванович был его другом?

– У Аваддона нет друзей и политических убеждений. Он не принадлежит партиям и никому не служит по зову души, практически никому. В его глазах все мы и они, – Зетлинг кивнул на север, желая показать, что имеет в виду большевиков, – всего-навсего орудия, которые куют сталь и выбивают искру для грядущих перемен.

– Слишком много мистики.

– Тебе как специалисту по раннему христианству это не должно претить. Аваддон идеалист, в том научном смысле этого слова, что он верит в господство духа над телом, а разума над инстинктами. А когда человеческие дух и разум берут верх над плотью, на свет является мистика, особый мир, вмещающий в себя заплутавшего духовного человека.

Минин проницательно посмотрел на Зетлинга, перевел взгляд на тело Тишевского и задумчиво провел ладонью по подбородку.

– Я слишком очерствел за годы бегства и войны. Но ты прав. Человек, сумевший в одиночку во имя гордыни подавить плоть, – опаснейший враг.

– Если он здесь, нам с ним не тягаться.

– Разве что просто убить?

– Даже этого нельзя сделать без особых оснований. Я обязан ему жизнью, и не только своей, но жизнью Маши… Но будем верить, что все обойдется.

Минин приказал казакам убрать покойника. Тело погрузили в разбитый тарантас. Кучер присвистнул, приободрил кобылу плетью и поспешил к городу, рассчитывая поспеть до темноты. Казаки повскакивали на лошадей и, опередив медлительную повозку, ускакали вперед.

Минин подошел к краю обрыва и носком сапога толкнул камень. Булыжник покатился вниз, увлекая за собой тучу песка и пыли.

– Дурное место, – сказал Минин и поспешно направился к лошадям. – Мы едем?

– Езжай. Но не в Новочеркасск, а к Маше. Завтра утром проводи ее до гостиницы и оставайся с ней, покуда я не приду. Будь внимателен. Она очень уязвима.

– Думаю, что самое уязвимое место для нее – это ты. Потому лучше поедем вместе. Выпьем винца, забудемся. Мария Александровна нам споет…

– Слышишь ветер? – прервал его Зетлинг. – Он мчится этой дорогой и вот-вот настигнет нас.