Виталий Овчаров - Дагестанское Досье

В политическом отношении ваххабизм не был единой организаций. Он состоял из большого количества джамаатов, конгрессов, советов, партий и армий со своими лидерами. Среди них было умеренное крыло, представленное Ахмадкади Ахтаевым и Аюбом Астраханским. Были и свои радикалы — Багаудин Магомедов, Магомед Тагаев, Адалло Алиев, заявлявшие о насильственном свержении существующей власти. Последние особенно активизировались после Первой Чеченской войны. Многие дагестанские ваххабиты по вполне понятным причинам воевали против России в Чечне. По ее окончании они стали активно насаждать свои порядки дома. В 1996–97 годах в Дагестане появилось несколько «гнезд» ваххабизма — в Буйнакском, Казбековском, Цумадинском районах. Ваххабиты Дагестана поддерживали тесные связи с Хаттабом и с Мусульманским Джамаатом в Чечне.

Если для одних ваххабизм был религией, то для других — только идеологическим прикрытием. Ваххабизм не мешал таким людям, как Бараев, Ахмадов, Удугов торговать людьми и наркотиками. При пророке Мухаммеде этих «деятелей» казнили бы в соответствии с нормами Шариата. И тем не менее, смычка доморощенных экстремистов с исламскими фундаменталистами за рубежом состоялась. На Северный Кавказ хлынули сотни проповедников и «революционеров». В то же время на Западе ваххабиты выставляли себя борцами за свободу, играя на антирусских настроениях, распространенных в Европе и в Америке.

Едва появившись на Северном Кавказе, ваххабизм сразу себя дискредитировал. Слишком жестоки и беспринципны были методы, слишком очевидны цели. Дагестанцы, видя, что творится в соседней Чечне, отшатнулись от фундаменталистов. К тому же Шариат не соответствовал адатам, где главным было единство рода, а не веры. Русские по крайней мере не навязывали народам Дагестана свой образ жизни. Ваххабиты же не почувствовали вовремя этой перемены в настроениях людей. У них появилась опасная иллюзия силы, которой на самом деле не было. Доля ваххабитов и сочувствующих им даже в лучшие для них времена не превышала 1 % от 2-миллионного населения Дагестана.

Председатель Госсовета Республики Дагестан Магомедали Магомедов также не пользовался популярностью в народе. Он происходит из даргинцев — и придя к власти, стал продвигать на все ключевые посты своих людей. Клановая форма власти в Дагестане держалась на милиции, де-факто подчиненной Магомедову. И все же его положение было шатко, и он это чувствовал. Рядом — неспокойная Чечня, в самом Дагестане зреет недовольство.

В 1996–97 годах в Буйнакском районе образовался ваххабитский анклав, объединивший несколько сел с центром в Карамахи. Ваххабиты изгнали представителей власти и объявили о введении Шариата. В 1997 году в Карамахи приехал «погостить» эмир Хаттаб. В этой поездке он набрал более сотни волонтеров для обучения их премудростям войны на базах в Сержень-Юрте. А заодно организовал нападение на 136-ю бригаду в Буйнакске. И хотя в этом бою сам Хаттаб получил ранение, он вполне мог записать его в свой актив, так как федералы оставили без ответа его вызов. В Чечню Хаттаб вернулся с твердой уверенностью, что Москва сейчас слаба и время пришло.

Безволие и неуверенность Махачкалы и Москвы позволили просуществовать маленькому карамахинскому государству больше года. Сергей Степашин, посетивший Карамахи в 1998 году назвал местных ваххабитов «нормальными ребятами».

Москва и в самом деле была слаба. Она помнила Хасавюрт не умом, а как говорится, «поротой задницей». Дух Большой Кавказской войны витал в кремлевских кабинетах. На позиции «умиротворения Чечни» стояли Черномырдин, Степашин и сам президент РФ. В упор не замечая фактической независимости мятежной республики, они отправляли в Грозный пенсии, субсидии, средства на восстановление экономики и т. д., фактически содержали режим Масхадова. Деньги эти падали в Чечню как в бездонную бочку. А чеченцы тем временем продолжали взимать с транзитных машин «таможенные сборы», воровать электроэнергию и нефть из трубы, печатать фальшивые доллары, производить и распространять оружие и наркотики, похищать людей для выкупа или обращения их в рабство.

Вместе с тем, в недрах силовых структур зрело понимание того, что дальше так продолжаться не может. Страусиная политика Москвы грозила новой катастрофой. Однозначно твердую позицию в отношении Чечни занял министр МВД Владимир Рушайло. Вскоре на его сторону перешли начальник Генштаба Анатолий Квашнин и начальник ФСБ Владимир Путин. В начале 1998 года Рушайло отдает приказ о взятии под контроль чечено-дагестанской границы. Эту задачу возложили на Внутренние войска, которые опирались на терских казаков и дагестанскую милицию. Так внутри Российской Федерации появилась «вторая граница», которую в отличие от государственной, охраняли не пограничники, а «внутренники».