— Они думают, что если разрушат наши башни, победят нас, — выкрикивал Иса, грохая кулаком по столу, так что чай выплескивался из стаканов. — А дело не в башнях! Мы сами как камни! Если будет нужно, сами превратимся в камни!
Видя, что меня все больше угнетает отупляющее бездействие, Иса решил ускорить ход событий. Признался мне, что в деревне скрывается заместитель Министра иностранных дел повстанческого правительства, который, возвращаясь из секретной поездки в Москву, отравился чем-то в пути и теперь отдыхает перед тем, как отправиться дальше в горы.
Была пятница, мусульманский праздничный день. Иса решил, что если я выйду из дому во время вечерней молитвы соответствующим образом приодетый, никто не обратит на меня внимания. Мне предстояло впервые пройтись по деревне, в которой я так давно жил, а видел только сквозь тонированные стекла машины.
Иса попросил, чтобы я оставил дома все, что можно было счесть ценным. Бумажник, часы, обручальное кольцо.
— У нас люди верят, что если входишь с такими ценными предметами в помещение, где лежит больной, ему станет хуже.
Деревня засыпала, когда муэдзин, жалостливо причитая с минарета, призывал людей еще раз сегодня почтить Аллаха. Базар на площади уже вымер. Исчезли торговки, оставив после себя одинокие скелеты деревянных лотков.
Дорога тонула в лужах и болотистой жиже, которую не в силах было высушить никакое солнце. Вдали маячили глыбы пятиэтажек.
В помещение, где скрывался заместитель Министра, входили из прихожей через шкаф. Такой обычный платяной шкаф, только пустой внутри, с дверью вместо задней стенки. В жаркой и душной комнате единственным предметом мебели была железная кровать, на которой приходил в себя больной. Да еще самодельный турник для занятий гимнастикой.
После вступительных любезностей и представлений мы некоторое время сидели молча, пока через шкаф не вошла хозяйка с чарками чая.
Министр был обижен на весь белый свет. Говорил, что чеченцы обманулись во всех. Разочаровались в России, которая, борясь за собственную свободу, отказывала в этом другим. Разочаровались в считающем себя оплотом прогресса и справедливости Западе, который в нужный момент не пришел на помощь; да и в мусульманском Востоке, который не отважился даже на слово протеста, когда чеченские мусульмане гибли под бомбами.
— Сами справимся. Мы неистребимы, — бесстрастно завершил он, придавив ногой окурок.
Что касается поездки в горы, заместитель Министра рекомендовал быть терпеливым.
— Нужно подождать еще пару дней. Нам всем приходится чего-то ждать.
Вечером через открытое окно донеслось громкое пение.
— Зикр танцуют, — ответил на мой вопрос Ислам, младший сын Исы.
Он согласился взять меня с собой в школу при мечети. Ночь была облачная, в темноте мы то и дело натыкались друг на друга. Мрак царил и в главном зале медресе, где, соединившись в магический круг, чеченцы танцевали зикр. Россияне видели в этом обряде военный танец, черную мессу, мрачную языческую мистерию. Те, кто в нем участвовал, считались бунтарями, танцорам грозила тюрьма.
В мерцающем отблеске свечей проплывали лица танцоров, отсутствующие, застывшие. Взывая к Наивысшему, в экстатическом ритме танца и пения, который задавал руководящий церемонией мулла, они, казалось, пребывали совершенно в ином мире, таком далеком от того, что окружало их на земле. В мире чистом и благородном, добром и справедливом. Чтобы в него попасть, надо было вложить в танец столько жара и отрешенности, что многие участники теряли силы и падали без сознания на пол, чтобы через минуту, придя в себя, снова броситься в водоворот танца.
Мой знакомый, путешествуя по Кавказу, стал свидетелем зикра в Грозном. Когда ему наскучило наблюдать за танцем, он пошел перекусить, вернулся, а кольцо танцоров все еще кружилось. Если бы они побежали по прямой, заметил знакомый, отмахали бы не один километр.
Ислам сказал, что иногда тоже танцует зикр, что это раскрепощает, лечит душу, очищает, что он становится лучше. Не зря его мать так беспокоится о нем.
Зикр — это жалоба Богу. Жалоба такая страстная, что туманит рассудок. Умоляя Милосердного о справедливости, человек осознает незаслуженные, страшные обиды, выпавшие на его долю в земной юдоли. Кажется, что те, кому удалось бы вырваться из круга, были готовы на все. На смерть.
На обед Лейла приготовила чеченское угощение — кукурузные клецки и бульон с чесноком. С гор опять никто не приехал.
Читать дальше