Богдан Сушинский: Жестокое милосердие

— И оказывается в партизанском отряде! — озарилось лицо обер-ефрейтора, как у мальчишки, которому случайно удалось разгадать слишком запутанную загадку.

— Вот видите, как вы все правильно поняли.

— Но теперь действительно все проясняется, — облегченно вздохнул обер-ефрейтор. — Хорошо, что вы сообщили мне об агенте. Это многое объясняет. Я скажу своим, что с этой минуты мы выполняем спецзадание гестапо.

— Но без каких-либо подробностей! — великодушно позволил обер-лейтенант.

Через несколько минут после того, как раненого перевязали и усадили в коляску мотоцикла, колонна тронулась в путь. Дорога была слишком узкой, и кроны деревьев сходились прямо над кабиной. Очевидно, она проложена была крестьянскими повозками, никто о состоянии ее не заботился, и теперь она представала в образе классической лесной бандитской дороги, на которой за каждым кустом, каждым изгибом следовало ожидать засады.

И лишь когда машина, натужно взревев, поднялась на невысокое плоскогорье, лес немного расступился, открывая взору путников, с одной стороны — широкую, усеянную валунами и небольшими скалами, долину, а с другой — окаймленные небольшим кустарником холмы.

Ощущая близость врага, Корбач и те трое в кузове уныло притихли. Беркут же, наоборот, чувствовал себя вполне спокойно и почти умиротворенно. Теперь он почему-то был уверен, что оставшиеся километры они преодолеют без особых приключений.

Холмистая местность, которой они продвигались теперь, напоминала невысокое предгорье — удивительно красивое и совершенно неподвластное ни войне, ни человеческим тревогам. Беркута так и подмывало остановить машину, объявить привал и хотя бы несколько минут полежать в густой, нетронутой траве.

«Странно, что партизаны так поспешно ушли! — вдруг возмутился он, как только колонна оставила район недавней стычки. — Это что за война такая?! Они ведь в лесу, а значит, на своей территории. Хотел бы я видеть партизанского командира, который, имея в своем подчинении шестерых бойцов, так безнаказанно позволяет немцам выбираться из лесу».

— Вояки хреновы! — не удержавшись, проговорил он вслух.

— Немцы? — не понял его Корбач. — Да, теперь это уже не те немцы, которые были в начале войны. Спеси меньше, трусливее стали. Вон, сопровождают нас, как миленькие, хотя командир их поначалу явно заподозрил что-то неладное.

— И заподозрил, и сопровождают, но только я сейчас не о немцах, а о партизанах. Потому что и сами мы — не кто иные, как партизаны.

Корбач пожал плечами, удивленно взглянул на Громова и, осторожно объехав вслед за ведущим мотоциклом огромную колдобину, тоже вдруг возмутился:

— А что вы имеете против наших польских партизан? Они ведь напали, дали бой, одного из своих потеряли…

— А что это за нападение такое, когда партизаны в лесу внезапно нападают на каких-то там шестерых немцев, а стычка завершается тем, что, потеряв одного своего убитым и лишь одного немца ранив, они бегут черт знает куда, позволяя оккупантам чувствовать себя хозяевами даже в лесу? Вот почему еду сейчас и думаю: неужели они так и не нападут на нас?

— Партизаны?! На нас?! — удивился ходу его мыслей Звездослав.

— Мы ведь в германских мундирах, — напомнил Беркут.

— Зачем им второй раз испытывать судьбу? Убежали после первого боя в лесу — и слава богу!

— Дело не в том, в каких мундирах мы с тобой, Звездослав, — твердо отрубил Беркут, — а в том, что так воевать, как воюют эти партизаны, по принципу: «постреляли-убежали» — нельзя. Партизанская война тоже имеет свои законы.

— Странно, а я всю дорогу только о том и молил, чтобы партизаны не вернулись и не обстреляли нас. Только о спасении нашем и думал. О спасении — и ни о чем другом. Наверное, вы все же настоящий офицер. Анна как-то раз так и сказала: «Я видела офицеров, но Андрей — это офицер настоящий. Как римлянин — во главе своего легиона».

— Ну, если уж даже Анна так похвалила меня! — иронично ухмыльнулся Беркут. И в то же мгновение заметил, что передний мотоцикл исчез.

Выглянув из кабины, он увидел, что мотоциклист загнал свою машину за стволы двух сросшихся кленов, а сидевший в коляске за пулеметом обер-ефрейтор привстал и молча показывает рукой куда-то вперед.

— Засада? — вполголоса поинтересовался Беркут, буквально вываливаясь из машины.

— Пока неизвестно. Руины. То ли сожженный лесной хутор, то ли окраина деревни.

— Вообще-то, партизаны в таких местах засад обычно не устраивают, — произнес лейтенант. — Пепелище посреди большой поляны… Нужно быть идиотом, чтобы решаться останавливать колонну противника в такой местности. Поэтому спокойно двигайтесь дальше.