Богдан Сушинский: Жестокое милосердие

— Лейтенант, вон они, на вершине возвышенности. Там пост. И там уже бой! — прокричал Арзамасцев. — Бросаем к чертям эту таратайку, уходим в лес.

— Спасибо за сведения, ефрейтор! Продолжай наблюдение! А ты, Звездослав, выползай потихоньку, выползай. Машина нам еще пригодится.

Решив, что к немцам спешит подкрепление, партизаны, до этого яростно наседавшие со стороны села, сразу же рассеялись по лесу. Шестеро прибывших сюда на двух мотоциклах немцев с трудом верили в свое спасение.

— Господин обер-лейтенант, господин обер-лейтенант! — чуть ли не на четвереньках, не решаясь подняться во весь рост, подбирался к машине старший этой заставы — молоденький прыщеватый обер-ефрейтор. — Вы прибыли вовремя. Если бы не вы… Словом, партизаны отошли к селу.

— Да что вы говорите?! — откровенно поиздевался над ним Беркут. — И вы позволили им уйти?

— Их было около восьми человек.

— Да хоть бы около ста восьмидесяти. Поднимитесь, обер-ефрейтор, и доложите, как положено.

— Но они еще недалеко! — медленно и натужно, словно каждую косточку в отдельности разгибал, выпрямлялся перед ним начальник патруля. — Это было неожиданное, дерзкое нападение.

— То есть партизаны забыли вас предупредить? Понимаю ваше возмущение: совсем озверели!

Обер-ефрейтор был уверен, что прибывшие на машине тотчас же бросятся в погоню за партизанами или хотя бы приготовятся к бою, однако этого не произошло. Офицер молча вышел из кабины и, не подавая никаких команд, невозмутимо осмотрел поле боя.

Видя, что он стоит во весь рост, а его люди спокойно сидят в кузове, мотоциклисты тоже немного успокоились и начали осторожно подниматься, кто из-за дерева, кто из-за камня или из лощины.

— Одного мы все-таки убили, господин обер-лейтенант! — сообщил кто-то из них. — Вот он, повис на пне!

Двое солдат сразу же бросились к убитому и, подхватив его под руки, притащили к ногам Беркута. Партизану было лет семнадцать, не больше. Он все еще судорожно вздрагивал, но перевязывать его прошитую автоматной очередью грудь уже было бессмысленно. Пока «обер-лейтенант» осматривал его, те же солдаты притащили своего, раненного в бедро, ефрейтора.

Пулеметчики опять уселись в коляски замаскированных в кустах мотоциклов, дали еще несколько очередей по кустам, но в ответ выстрелов не последовало. Немцы сразу же угомонились и попытались засыпать офицера вопросами:

— Как идет акция, господин обер-лейтенант?

— Она уже закончилась?

— Нас сменят?

— Быстро перевяжите раненого, — последовал один-единственный ответ. — И прекратите болтовню. Проверьте мотоциклы. Раненого — в машину. Будете сопровождать меня до Жечников.

— Но ведь наших там нет, господин обер-лейтенант, — неуверенно возразил начальник патруля.

— Именно поэтому вам и приказано сопровождать нас.

— Да и село, насколько мне известно, партизанское. Появляться в нем на ночь глядя…

— Расстояние до села?

— Километра три.

— Через полчаса мы должны быть там.

— Да нам и километра проехать не дадут! — буквально взмолился обер-ефрейтор. — Перестреляют.

— Это приказ. И не теряйте времени. Да, партизана положите у дороги. Крестьяне его похоронят. Автомат и патроны — отдайте моим людям. Вы, обер-ефрейтор, на своем мотоцикле едете первым. Второй мотоцикл следует за машиной.

Андрей так и не понял: то ли начальник патруля заподозрил что-то неладное, то ли все еще не мог оправиться после испуга. Да только слишком уж угрюмо и подозрительно осмотрел он невесть откуда появившихся здесь офицера и его машину, проверил магазин своего автомата, и только потом уже дрожащим голосом велел своим подчиненным выполнять приказ господина обер-лейтенанта.

— Вы видите среди моих солдат вон ту польку? — решил немного успокоить его Беркут, отведя чуть подальше от машины.

— Значит, она все же полька… — покачал головой обер-ефрейтор. — Я так сразу и решил.

— Так вот, хотя я и не имею права разглашать эту тайну… Но, чтобы между нами не возникало никакой недосказанности… Это не просто полька, это секретный агент гестапо, — едва слышно проговорил Беркут, подчеркивая конфиденциальность разговора, — которую специально переправили сюда из Кракова.

— Эту?! — скептически осмотрел девушку обер-ефрейтор. — Как секретного агента? Из Кракова?!

Он не то чтобы не верил Беркуту, он в принципе не желал воспринимать поляков в образе союзников. А уж тем более — таких вот смазливых полек!

— Тем не менее, — не стал разочаровывать его лейтенант, — приказано во что бы то ни стало доставить ее в деревню. Причем условлено: в случае нападения партизан мы отступаем, а полька бросается в их объятия, благодаря за спасение.