Командир печально посмотрел на Юлдаша:
— Его нигде не могут найти. Командующий армией приказал: оповестить наступавшие войска и найти этого солдата, но его не нашли.
Юлдаш опустил голову, повернулся и понуро пошел на место. Он хорошо понимал, что значит: четыре дня не могут найти солдата. Этого солдата не нашли и потом. Никто не знает, как его фамилия. Он, видимо, погиб, совершая свой солдатский подвиг. И этого также не видели те, кто мог бы отметить его золотой наградой, поставить на могиле гранитный монумент, обессмертить в песнях его имя.
Он сам поставил себе памятник — пять разбитых фашистских танков. И оставил в сердцах очевидцев пример беззаветно-геройской солдатской службы.
Художник Зубов и кое-что о фронтовых санитарах
В начале января 1942 года под Москвой, где-то между Боровском и Вереёй, у нас происходила небольшая перегруппировка войск. То ли внутри дивизии, то ли в масштабе армии. Где было тогда знать об этом лейтенанту — командиру 76-мм артиллерийской батареи?
Когда вышли из боя и маневрировали по фронту в 10–15 километрах от переднего края, у меня появилась возможность зайти в медсанбат дивизии проведать раненых из нашего полка и особенно хотелось навестить тех, что из батареи, которой я командовал.
К санитарным палаткам, развернутым на лесной поляне, по ухабистым снежным дорогам все время подвозили раненых: на грузовых машинах, на санях-розвальнях, а многие раненые полегче, группами и в одиночку, подходили пешком.
Нерадостное это было зрелище. Вот они, издержки войны, результаты боя — избитые, разорванные или убитые люди. Пожалуй, только здесь, и именно здесь, в полевом госпитале, понятие «бой» отождествляется с «бойней».
В открытом бою другое дело. Там основу действий и возможности составляют живые и здоровые люди, а убитые или раненые лишь сокращают количество бойцов. Раненые и убитые лежат на поле боя по одиночке. С ними занимаются находящиеся вблизи товарищи или санитары. Тут же нет никакого боя, никакого энтузиазма, а только кровь, мучения, разорванные одежды и смерть. Смерть, колеблющаяся около лежащих растерзанных людей. Она приближается к лежащему. От некоторых ее отгоняют врачи, некоторых она берет мертвой хваткой и не выпускает.
В больших палатках стоят походные операционные столы. На них раненые. Они ложатся сами или их кладут санитары. С блестящим инструментом, с окровавленными кусками ваты и бинтами стоят врачи и медсестры. Стоят, склонившись, разговаривают резко, но вполголоса. Вскрикивают от боли или стонут оперируемые, резко звенит брошенный в миску использованный инструмент.
Здесь очищают, режут и сшивают раненное человеческое тело. То, что совсем испорчено и уже вообще не годится — отрезают, и тогда слышится вызывающий ужасное чувство шмякающий удар мяса, падающего на металл, или более гулкий и звонкий удар брошенной кости.
Но здесь тоже, как и на поле боя, идет напряженная борьба с противником. Тут восстанавливают нарушенные врагом жизнь, здоровье и боеспособность людей. Здесь возвращают в строй солдат, а, значит, сокращают наши потери и боевые успехи, достигнутые противником.
Врачи работают почти без сна. Санитары в старых, испачканных кровью ватниках и таких же штанах, с грязными заскорузлыми и тоже перепачканными засохшей кровью руками, день и ночь, без устали и без смены, подносят носилки, ставят на землю, покрытую еловым лапником, снимают с них человека, раздевают, открывая нужное место, поднимают со стола «обработанного», кладут на носилки, затем кладут на стол того, которого принесли, затем уносят измученного ранами и операцией, заново перебинтованного человека, того, кому уже оказана квалифицированная, но не всегда достаточная (по условиям войны) медицинская помощь. Отнесли, принесли, раздели, одели, укрыли, подняли, положили. А потом медсанбат свернули, собрали и перевезли на новое место, на новом месте разгрузили, разобрали имущество и развернули медсанбат вновь. А потом медсанбат бомбили, и надо было разнести подальше раненых, а еще раньше были в окружении, а когда вышли — напала окруженная, скитавшаяся по лесам группа противника. Все это было. Только для сна и отдыха обычно времени не было.
В бою бывает затишье, а раненый — больной человек затихает лишь тогда, когда уснет либо умрет. Коль умрет, хоронить надо, могилу все равно санитарам копать надо. Каково ее в мерзлоте ломами выдалбливать. А коли раненый уснет, другой в это время поспевает. Вот так и жили труженики — госпитальные санитары: всегда усталые, не всегда бритые, не всегда чистые, всегда недоспавшие, никем не примеченные и не награжденные незаметные мученики войны.
Читать дальше