Иван Золотарь - Записки десантника. Повесть

На правом берегу Березины, при впадении ее в озеро, на небольших островках, затерявшихся в заболоченном Паликовском лесу, расположилась партизанская бригада Дяди Коли. Командир ее Петр Григорьевич Лопатин до войны прошел обычный для многих советских людей жизненный путь: был простым деревенским парнем, потом служил в армии артиллеристом, а по увольнении в запас пошел работать на транспорт. Война застала его на железнодорожной станции Минск в должности начальника поезда дальнего следования. Когда немецко-фашистские войска обошли Минск и Лопатин оказался в их тылу, он отправил в деревню под Борисов свою семью, а сам с двенадцатью сослуживцами - минскими железнодорожниками - ушел в лес партизанить.

По мере продвижения фронта в глубь страны небольшой отряд Лопатина уходил на восток, устраивал засады на дорогах, уничтожал мелкие группы противника, врывался в населенные пункты, беспощадно расправляясь с предателями - бургомистрами, старостами, полицаями.

В пути к отряду присоединялись одиночные бойцы Советской Армии, очутившиеся в тылу врага, и когда глубокой осенью 1941 года лопатинцы добрались до Брянского леса, в их рядах насчитывалось более сорока человек. Здесь они повстречались с крупным отрядом Медведева и влились в его состав на положении отдельного взвода.

Наступила суровая зима. Измотанный в непрерывных боях с превосходящими силами противника, испытывая нехватку продовольствия и боеприпасов, обремененный большим количеством раненых, отряд Медведева по приказу Центрального штаба партизанского движения проскользнул через линию фронта и прибыл в Москву на отдых. Советское правительство высоко оценило смелые подвиги народных мстителей и наградило многих из них орденами и медалями. В числе награжденных были и минские железнодорожники во главе с Лопатиным.

После непродолжительного отдыха темной февральской ночью 1942 года Лопатин с двадцатью добровольцами под прикрытием огня нашей артиллерии снова перешел линию фронта, достиг района Борисова и обосновался здесь близ озера Палик.

Весть о появлении в Паликовском лесу партизанского отряда, прибывшего из Москвы, быстро разнеслась по всем окрестным селам, долетела до Борисова, и к Палику потянулись местные жители, советские военнослужащие из числа попавших в окружение, военнопленные, бежавшие из фашистских лагерей. Шли одиночками, небольшими группами, а во время одной из боевых операций на реке Тайне к Лопатину примкнул целый отряд из тридцати пяти человек во главе с лейтенантом Большаковым и борисовчанином Аникушиным.

К весне 1943 года - времени моего прибытия на Палик - у Дяди Коли насчитывалось уже около семисот человек.

Коротки партизанские ночи. Недолог был и мой первый сон в небольшой землянке. Казалось, я только сомкнул глаза, как за стеной уже послышались чьи-то гулкие шаги. «Проспал!» - мелькнула мысль. Моментально сбрасываю с себя плащ-палатку и в следующую секунду уже на ногах.

В маленькое оконце врывается поток утренних лучей, устремленных прямо в лицо мерно похрапывающего Рудака. Тяжелая рука его откинута в сторону, спутанная прядь волос спадает на широкий лоб. Лицо - загорелое, обветренное, скуластое, с густыми, почти сросшимися бровями и глубокой складкой между ними - сохраняет даже во сне сосредоточенное выражение.

Я не стал будить товарища и осторожно вышел из землянки.

Весна была уже полновластной хозяйкой природы. Она нанизала на тонкие прутики ивы жемчужные бусы - пушинки, развесила на ветках тополя бирюзовые с рубиновыми крапинками сережки, насытила живительными соками березовые почки, и из их пазух проглядывали крохотные светло-зеленые кокончики - зачатки будущих листьев. Хороша была в этот ранний утренний час пробужденная земля!

В лагере начинался трудовой партизанский день. Одни были заняты уборкой площадок у своих землянок, другие усердно чистили оружие, третьи спешили к ручью умыться, кое-кто направлялся в сторону кухни, откуда доносился запах дыма, смешанный с дразнящим запахом чего-то вкусного.

На штабной площадке стояла группа партизан. Им давал какое-то задание начальник войсковой разведки Аникушин, запомнившийся мне с первой встречи у костра необыкновенной шириной своих плеч, огромными кулачищами и черными усиками на открытом загорелом лице.

Увидев меня, Аникушин подошел.

- Как отдохнули? - спросил он.

- Хорошо. Спал, как говорят, без сновидений, даже испугался, что проспал подъем.