Андрей Ефремов - Кавказ в воде

Дело было в Северной Осетии, зимой, ближе к ингушской границе. Хмурые тучи плотной завесой сковывают небосклон, выпал густой снег. Непривычные к зимним дорогам южане, то скользят на своих машинах по гололёду, то увязают в глубоком снегу. На дорогах Владикавказа — аварии.

На утреннем разводе сообщили новость о том, что ночью на восточной окраине Владикавказа был обстрелян один из блокпостов с калининградскими милиционерами, были потери, по этой причине наряды на всех постах срочно усиливали.

Владислав развозил отряд по блокпостам на автобусе КАВЗ: в то время он являлся заместителем командира, и единственным из отряда имеющим соответствующую категорию на управление автобусом.

Выехав из столицы, и лихо объезжая колонны увязших в снегу автомашин приближался к блокпосту «Кавдаламит». Дальше уже Ингушетия. Примерно посередине между поворотом на посёлок Редант-II и Кавдаламитом — затор. В кучу собралось примерно машин двадцать. Посреди этой колонны выделяется милицейский уазик с ингушскими номерами.

— Ну, что, мужики, пгиехали, — сообщил Владик ребятам, — дальше уж как-нибудь пешочком. Вы уж извините, если бы не эти машины.

— Ну, пешочком, так пешочком.

Парни высадились, собрав бутор, пошли. А иначе никак нельзя: справа высокая скала, слева обрывчик, по обочинам — машины стоят вкривь и вкось. Между ними автобусу не протиснуться.

Владислав уже сдавал назад, чтобы развернуться, но тут заметил, что к автобусу бежит черноглазый бровастый милиционер, руками радостно машет:

— Стой, стой!

Влад открыл дверь:

— Что случилось?

Выяснилось, что сержант, водитель ингушского уазика, заметил, как Владислав с автобусом по снегу лихо управляется, будто его и нет вовсе:

— Помоги, друг! Вытащим машину, спешу! А то пока сюда бульдозер подгонят!

— Так я же к тебе не подъеду, — Владик показал на колонну, — как я между ними?

— А как это ты так ездишь, — ингуш показал на автобус, — другие бы застряли уже давно! Садись на мою, как брата прошу, помоги выехать! — Сержант незаметно кивнул в сторону «доброжелательно» настроенных к ингушу водителей осетин, — я же один, помоги, прошу, больше некого просить.

После таких слов трудно отказать.

— Ладно…

Поставив автобус на обочину, Владик прошёлся до уазика, завёл, ловко лавируя промеж легковушек, выехал. Даже до накатанной колеи проехался.

— Спасибо, брат! Век не забуду! — Сержант протянул руку, — Ахмет.

— Владислав.

— Сколько с меня?

— Да ты что, уху… очумел?

— Ты откуда? Не ногаец?

— Север, якут.

— Пузырь хоть возьмёшь?

— Давай.

— Выручил, брат, — Ахмет выудил из-под сидения бутылку, протянул Владу, — будешь у нас в Назрани…

Наши люди за ответом на такси не ездят:

— Да нет, уж лучше вы к нам!

Оба засмеялись.

— А что у тебя автобус прострелянный?

— До меня калмыки ездили, стреляли в них. И нас недавно подорвать пытались…

Вот и вся «героическая» байка, но ребяткам понравилась:

— Ездить не умеют, понимаешь…

— …Чайники!

— Ну, ладно, Владик, мы поехали, бывай! Тебе курево оставить?

— Ага… спасибо, б`атцы!

Машина, хрустнув коробкой передач и брызгаясь ошмётками грязи, пошлёпала на ПВД.

Возможно с Торговкиным в чём-то и можно согласиться — мутно всё это. Никакой определённости с союзниками нет. Если они между собой враждуют непонятно из-за чего, так и в отношении нас — что они за пазухой держат?

Однажды пришла скупая весть про того ингушского участкового — Хасана. Он приехал по каким-то делам в Назрань, где его буквально в центре города поджидала бандитская засада в количестве шести человек вооружённых автоматами и пулемётом. Из-за угла, шесть на одного — романтика.

Из какого оружия в его сторону выпустили очередь — мне неизвестно, но ингушскому милиционеру Хасану в ответ хватило шесть пистолетных патронов и несколько секунд для того, чтобы прикончить всех шестерых ингушских боевиков. Воины джихада умерли как настоящие мужчины: с оружием в руках.

В том, что все они погибли, виноват не случай, как могут со злорадным чувством подумать неверные, и не заслуга противника, — так было угодно Аллаху: всё что ни творится в этом мире, происходит по воле Всевышнего! Тем более что, выходя на тропу войны, на джихад, воин уже внутренне готов к тому, что он вероятнее всего не вернётся домой живым, но это его мало беспокоит, ибо награда Аллаха неизмеримо выше. Смерть молодых героев — это также и не трагедия, не горе, — это означает только одно: Аллах выбрал самых достойных и сделал их шахидами [11] Шахид — арабск., «шахада», свидетельствование. Употребляется в смысле « мученик за веру », человек, принявший мученическую смерть на войне против врагов, сражаясь во имя Аллаха, защищая свою веру, родину, честь, семью. Чистое, по сути, понятие извратили ваххабиты. , то есть людьми, погибшими за свою веру, их испытания закончились, и врата рая для них открыты.