Александр Пересвет - Воин Донбасса

Мишка наклонился к уху Алексея и ещё сильнее понизил голос:

— В общем, донесли до ЦК, что командир твой бывший пленными приторговывал. Прикинь подставу?

Это, конечно, была гнусность. Нет, не донос такой и не подстава. Война — не детские бирюльки, быстро приучает решать вопросы кардинально. А политикам только дай в руки такой инструмент как война. Донос и подстава покажутся ещё меньшими из зол…

Нет, это торговля с врагом была гнусностью. А торговля пленными — вдвойне.

Но был ли Сан Саныч тем человеком, который мог подобным заниматься? Алексей в это не верил. Он, конечно, не был романтиком, человеческую природу он изучил достаточно хорошо. И знал, что война людей меняет, подчас очень сильно. И всё равно не верил, что Бледнов был способен на такое.

— И что? — спросил он глухо. — Подтверждались данные?

— А данные подтверждаются вообще на всех, — качнул плечами Митридат. — Нет у нас пока такого следственного аппарата здесь, чтобы чётко отделить праведные сигналы от злобных наветов. Да и не в том дело. Дело в том, что давно была дана команда обменять всех на всех. Озвучил Глава, но сам понимаешь, кто ему посоветовал это сделать. Как к нему ни относись, но, грубо говоря, верховный главнокомандующий отдал приказ своим подчинённым командирам сделать так и так. А среди них нашёлся кто-то, кто его послал и продолжил бизнес!

— Бледнов? Точно?

— Да хрен его знает, сегодня-то! — вспылил Мишка. — Расследование покажет! Но я тебе почему про политику-то толкую? Потому, что командир твой был на такой политической позиции, что любым сколько-то обоснованным доносом на него могли, а главное — хотели воспользоваться. Чтобы снять угрозу на будущее! С его стороны!

— Значит, Первый дал команду? — подытожил Кравченко.

— От же, блин, упрямый! — прорычал Митридат. — Хер его знает, понял? Команды вообще могло не быть на этих уровнях! Есть политические условия! И они давят! И когда появляется возможность это давление снять, его снимают! Под любым предлогом и любой ценой! Сан Саныч мог быть чист, как ангел! Но он представлял угрозу политическому процессу строительства республики. И дальше кому-то в глубинах аппарата подали материалы. А там резолюцию высказали, даже не наложили: «Разобраться и наказать». Помнишь, как у Высоцкого? — «мой командир меня почти что спас, но кто-то на расстреле настоял…». Это ж война, мне ли тебе ли говорить! Тут всё упрощается. А прежде всего такие вопросы как цена приказа и цена жизни.

Он с шипением втянул в себя холодный воздух через уголки рта.

Потом сказал совсем тихо, хотя тише, казалось, было уже и некогда:

— Потому я тебе всё это и рассказываю, чтобы ты понял: если понадобится для примера засунуть в дело Бледнова тебя, то этих людей не затормозят ни твои заслуги, ни твой уход от Бэтмена по принципиальным мотивам. А потому тебе спрятаться у себя в подразделении и не отсвечивать. А главное — молись, чтобы хохлы поскорее войну начали. Война, она всё списывает…

Война и была, и не была.

Как раз утром 5 числа у Сокольников укры обстреляли позиции луганского ополчения из АГСов и стрелковки. Там в основном стояли казаки из отряда Колдуна. И били по ним с трёх сторон — от Трёхизбенки, Кряковки и от 37 блокпоста, от Крымского. Казаки, естественно, отвечали из своих миномётов. Но это как бы не очень при чём — они стоят не в самом селе, дураков нет, а нарыли себе окопы и блиндажи в окрестностях. И ведь нацбатовцы бьют не столько по этим позициям, сколько именно по селу! Типичная тактика фашистов — убивать мирное население, чтобы лишить противника его поддержки.

Что ж, тут задача, надо признать, решена — село пустое. Не мёртвое, а… Словно тот раненый конь на нейтральной полосе между нами и немцами из рассказа, кажется, Астафьева, что довелось услышать как-то по радио «Звезда». Всю жизнь служила лошадка, но попала под обстрел и стоит, раненная, между позициями, из последних сил, чувствуя, что если только опустится на землю, то не встанет уже никогда…

Алексей в Сокольниках был несколько раз — присматривал местность перед выходами. И всегда поражался, с какой поистине фашистской жестокостью действовали украинские нацисты. А там как раз стояли с их стороны нацистские силы и прежде всего — всё тот же «Айдар».

Посёлок этот превратился если не в Сталинград, то только потому, что домики были маленькие, деревенские. Были украинские — с четрёхскатной крышей, будто пирамидка, были русские — с двускатной, были и смешанного типа — вроде и четырёхскатные, но с неким треугольным скворечником наверху как продолжение боковых скатов. Или, вернее, их начало.