Владимир Осипенко - Привилегия десанта

— Так это его дочерью меня пугали, что в Чернигове моя невеста растёт? — спросил я отца.

— Ею. Только что с вас взять? Слушай дальше.

Освободить-то освободили, переодели, еду дают, но за проволоку не выпускают. Работу проводят: вас, мол, в Советском Союзе предателями считают и в лучшем случае вас ждут сибирские лагеря. Оставайтесь…

Тех, кто отказался, передали нашим. И опять колючая проволока и беседы, больше похожие на допросы. Весна, победа, а они по-прежнему под конвоем и за колючкой. В конце концов, отфильтровали, посадили в вагоны и на Родину, восстанавливать разрушенный Донбасс. Самое невыносимое было то, что окна в вагонах опять с колючей проволокой, а в тамбурах часовые. Не выдержал этого отец и спрыгнул с поезда, когда проезжали по Житомирской области. Стрельнул часовой в темноту два раза, а эшелон останавливать не стали. Ещё затемно добрался до Чайковки, погулял до утра и на попутках отправился в районный военкомат. Его год, ещё в 44-м попал под мобилизацию!

Так началась срочная служба. Мечтал хоть какого-то фашиста встретить с оружием в руках. А попадались всё больше бандеровцы. Да и те постольку, поскольку батальон занимался разминированием в Западной Украине.

Однажды в деревне остановились на постой. Смотрят, хозяйка одна живёт, а хлеба на столе и в печи на целый батальон хватит. Сама всё приговаривает:

— Та сидайтэ, хлопци, та кладить свойи кулэмэты, що вы йих в руках дэржитэ?

А сама ножом по столу та-та-та, пауза, та-та-та! Как будто кому-то говорит, что их трое. Отец тогда громко:

— Пойду-ка я посмотрю, кто у тебя на чердаке прячется.

Сам хозяйку вперёд толкает и свою шапку ей на голову. Только эта шапка из люка высунулась — бах! И хозяйка слетела с лестницы. Пуля как раз на палец ниже звёздочки вошла. Не повезло в тот раз ни хозяйке, ни посыльным из леса за хлебом…

Однако служба отцу нравилась и служить хотелось. Боялся, наверное, чтобы новая война не застала без оружия в руках. И до того это желание в нём было сильным, что на генном уровне передалось, видать, мне, а через меня и моему сыну — военному лётчику. Отец офицером не стал, хотя пять раз поступал в военные училища, сдавал все экзамены, но мандатная комиссия за «немецкое» прошлое не пропускала. Остался на сверхсрочную. Военную косточку имел настоящую, знаю из рассказов сослуживцев и мамы.

Кстати, о маме. Присутствовал как-то бравый старшина в винницкой Калиновке то ли на венчании, то ли на сватовстве или сговоре. Почему-то родители эту тему замалчивают. Но мы с сестрой потихоньку всё-таки выпытали. Короче, увиделись они первый раз за столом, где мама была невестой, а отец — приглашенная «сбоку припёка» со стороны жениха. Загорелый до черноты то ли цыган, то ли грузин чем-то приглянулся дивчине. Посидели-посидели, даже толком словом не перекинулись, только отец посадил её в машину и увёз в свою Чайковку, о чём на протяжении последующих почти 50 лет ни разу не пожалел. Там сразу и сыграли свадьбу. Так что отец вернулся в полк уже с законной женой.

Офицеры-фронтовики себя повседневной рутиной не утруждали — всё на старшинах и сержантах. Даже знаменитая фраза Жукова «Армией командую я и сержанты» — из того времени. Отец старшина роты, а подчинённые — наполовину только что освобождённые по амнистии заключённые.

1953 год за окном. Знакомство. Старшина, как и положено, в 6:00 заходит в расположение. Казарма спит. Двести человек лежат в кроватях и по команде «Подъём!» не шевелятся. Дежурный ещё раз подаёт команду, сержанты дублируют. Встали и лениво потянулись из казармы самые молодые. Сержанты с кого-то сдирают одеяла. В ответ злобный мат и угрозы. Тогда отец берёт в руку табурет и, пока от него не осталась одна только ножка, молотит «спящих» куда попало… «Проснулись» и выскочили почти все. Подходит к последнему. Тот отбрасывает одеяло и начинает лезвием резать себе живот. Батя внимательно смотрит и говорит:

— Что ты так режешь, что только кишки появляются? Ты режь, чтобы из тебя всё говно вышло.

И с этими словами лупит ножкой… Придерживая внутренности руками, и самый блатной выскочил из казармы. За ним с окровавленной ножкой от табурета вышел старшина. На стоявшую перед входом в казарму роту эта картина произвела неизгладимое впечатление.

После этого достаточно было услышать звук мотоцикла, на котором приезжал отец, что бы через 15 секунд в казарме не было ни единого человека. Вот стоит один раз людям доходчиво объяснить и…