Алекс фон Берн - Колонна Борга

Гитлер еще несколько минуту рассуждал на тему великой миссии, и Раттенхубер вдруг с удивлением почувствовал, что его внезапно покинула жалость к человеку, которого он столько лет боготворил и преданно охранял. Ему хотелось смеяться над этим полупарализованным, трясущимся, но все еще напыщенным индюком, забившимся в смрадную бетонную нору и произносящим высокопарные речи перед тем, как съесть, давясь и причитая, маленькую стеклянную ампулку с ядом.

В комнату вошла Ева, и Раттенхубер наконец смог покинуть окончательно деградировавшего фюрера.

В 10 часов вечера в приемной собрались генералы Бургдорф и Кребс, личные пилоты фюрера генерал Баур и СС-оберштурмбаннфюрер Бетц, начальник личной охраны фюрера СС-оберштурмбаннфюрер Хегель, камердинер фюрера СС-штурмбаннфюрер Линге, адъютант фюрера СС-штурмбаннфюрер Гюнше и начальник РСД СС-группенфюрер Раттенхубер. Гитлер сообщил им о решении уйти из жизни, поблагодарил за службу. В заключение он сказал фразу, которую многие так жаждали услышать от него:

— Постарайтесь вместе с войсками вырваться из Берлина. Я остаюсь здесь.

Гитлер пожал всем руку на прощание и ушел к себе, но через несколько минут вызвал к себе Раттенхубера, Линге и Гюнше и отдал им распоряжение о сожжении его и Евы трупов.

По просьбе Аксмана в два часа ночи Гитлер поднялся в верхний бункер и пожал руки собравшимся там двум десяткам санитарок из госпиталя в знак признательности за их мужество. Эсэсовцы из охраны восприняли это как акт прощания и воспрянули духом: скоро хозяин покончит с собой, и они смогут заняться спасением собственных жизней.

В 8 часов утра к выходу в сад рейхсканцелярии поднялась Ева, грустно объяснив охраннику:

— Хочу в последний раз взглянуть на солнце.

Прощание с солнцем заняло у нее всего пятнадцать минут и плохо удалось: небо было затянуто дымом пожарищ, а в саду регулярно рвались снаряды.

Тем временем Борман встретился с Раттенхубером, когда тот в 10 часов утра проверял пост, и произнес, испытующе глядя в глаза генералу:

— Группенфюрер, фюрер отдал нам все распоряжения, подписал завещание и попрощался с нами. Я думаю, что настало время взять вам ситуацию под контроль.

Раттенхубер молча наклонил голову в знак согласия.

Борман подозвал к себе одного из тех гестаповцев, что по его приказу были переданы в распоряжение Краузе, вручил ему небольшой сверток и сказал:

— Передайте господину Краузе, что пора приступать к первой фазе.

— Слушаюсь, рейхсляйтер! — отозвался тот.

Через два часа Краузе в сопровождении двух гестаповцев добрался до рейхсканцелярии. С ними была светловолосая женщина лет тридцати пяти. На входе он набросил на нее белый халат медсестры. Они прошли в одно из подземных помещений под рейхсканцелярией, и Краузе торжественно произнес:

— Фройляйн! Вы будете лично представлены фюреру как одна из тех немецких женщин, что сейчас мужественно исполняют свой долг плечом к плечу со своими мужьями и братьями. Вот, переоденьтесь в это платье, оно вам будет весьма к лицу.

Он вручил женщине сверток, переданный Борманом, и вышел из помещения. В коридоре его ожидали гестаповцы.

— Господа Ауэр и Баум, — обратился к ним Краузе. — Вы не должны впускать в это помещение никого и охранять даму как от посторонних взглядов, так и от нее самой. Я ясно выражаюсь?

Гестаповцы переглянулись, и Ауэр ответил:

— Мы должны препятствовать любым контактам подопечной, от кого бы они не исходили, и любым нежелательным действиям, в том числе исходящим от нее самой.

— Совершенно верно, — подтвердил Краузе. — По получении команды от рейхсляйтера Бормана через офицера охраны вы с указанными предосторожностями выводите даму в сад рейхсканцелярии и ведете к запасному выходу из бункера фюрера. Дверь в бункер должна быть к этому времени открыта, а охрана отсутствовать. Там вас встретит лично рейхсляйтер Борман и даст дальнейшие указания. Поскольку рейхсканцелярия под обстрелом, то я подчеркиваю: дама должна быть доставлена к запасному выходу бункера в любом случае. Вопросы?

Вопросов не было. Краузе взглянул на часы и объявил:

— На этом я с вами прощаюсь, господа. Больше мы не увидимся. Желаю вам удачи!

Краузе покинул рейхсканцелярию и направился в сторону Германгерингштрассе. За эти дни он стал знатоком боевых действий в городе и научился выбирать относительно безопасные маршруты. Он привык к пропитанному гарью воздуху и скрипящему на зубах песку. Иногда он удивлялся себе: ведь достаточно пули и осколка снаряда, которые сыпались вокруг в изобилии, чтобы окончить свой жизненный путь на покрытых битым кирпичом и продымленных пожарами берлинских улицах. Что его заставляет делать это? Неужели только возможность вернуть себе власть и богатство, некогда им утраченные? Или дала знать о себе врожденная тяга к авантюрам? Впрочем, какое это имеет значение…