Аурел Михале - Августовский рассвет (сборник)

Никогда, сколько он себя помнил, ему не удавалось добиться чьей-либо любви. Его не любили домашние, не любили коллеги по военному училищу, товарищи по полку и на фронте, ни один из офицеров роты не пытался завязать с ним дружбу.

Но в той мере, в какой он убеждался, что люди его не любят, он начал любить самого себя. Склонный к самовнушению, он стал принимать свои собственные недостатки за достоинства. То, что ему удавалось выведать всевозможные людские секреты, давало ему повод считать себя выше других. А то, что он никогда не старался использовать узнанное в личных целях, по его мнению, давало ему право считать себя лучше большинства ему подобных.

И так, никем не любимый, но любя самого себя, он сделался надменным.

С другой стороны, благодаря все той же гордыне ему удавалось, и довольно успешно, скрывать свой страх перед смертью. Вообще его считали офицером способным, но несколько преувеличенно боящимся за свою жизнь. Однако это преувеличение ни в коем случае не принимало унизительных форм, и никто не подозревал о его неизмеримой трусости.

И действительно, насколько велик был его страх, настолько же велики были его старания скрыть это от других, особенно от людей его взвода. Ничто не раздражало его больше, чем если он замечал, что кто-то обнаружил его трусость. Такого человека он начинал смертельно ненавидеть и не щадил его.

Что касается его собственного отношения к людям, которыми он командовал, то оно не всегда было ровным. В первые месяцы войны Бобоча старался приблизить их к себе, но делал это с определенным расчетом. Он говорил себе, что тем быстрее сумеет отличиться, чем в большей степени его солдаты будут готовы жертвовать жизнью. И он был уверен, что его солдаты сделают это, если он хорошо будет к ним относиться.

До войны лейтенанта Бобочу считали самым жестоким офицером во всем гарнизоне. На занятиях ему нравилось мучить и избивать людей, и многие не выдерживали и дезертировали. Впрочем, из года в год в его взводе был самый высокий процент дезертиров.

Люди прозвали его бешеным, и лейтенант Бобоча, узнав об этом, как узнавал о многом другом, не рассердился. Напротив, в этом прозвище он видел доказательство того, что в отношениях с людьми он ведет себя в точном соответствии с презрением, которое он питает к этому мужичью.

На фронте он изменил отношение к людям и был уверен, что таким образом завоюет если не любовь, то по крайней мере их признательность.

Но он очень быстро убедился, что ошибся. Люди не тянулись к нему, не чувствовали признательности. Они продолжали ненавидеть и презирать его.

«Бешеная собака!.. Теперь заигрывает, потому что боится, как бы кто-нибудь из нас не расправился с ним во время атаки», — говорили солдаты.

Тот факт, что солдаты его взвода вместо благодарности за то, что их больше не бьют, презирают его, привел к другому открытию. Бобоча всю жизнь был одиноким, но только теперь он стал страдать от своего одиночества: он вдруг почувствовал, что это одиночество начинает точить его изнутри подобно душевной язве.

И тогда он еще сильнее возненавидел своих солдат. Он хотел, чтобы вечерами, когда на участке царило затишье, люди собирались возле него, готовые, разинув рот, ловить на лету любое его слово.

Но люди продолжали избегать его не только за его жестокость. Теперь они поняли, что их офицер хочет этой войны и продолжает ее поддерживать, в то время как они с каждым днем убеждаются, насколько она несправедлива и бесчеловечна.

«Напрасно! — говорил себе лейтенант Бобоча. — Как бы ни вел я себя с ними, эти грубияны будут держаться от меня подальше. Если случится, что меня ранят, они могут бросить меня, не протянув руку помощи».

Этого было достаточно, чтобы ненависть его сделалась еще сильнее. Он ненавидел их всех без разбора, но особенно тех, кого считал более смелым, более зубастым, могущим отплатить по старым счетам. Таких он убил бы собственной рукой без зазрения совести. Но поскольку это было далеко не легким делом, он косвенным путем толкал их в объятия смерти, поручая самые опасные задания. А поскольку война была жестокой, эти люди — сегодня один, завтра другой — погибали.

Но, к великой ярости лейтенанта, кроме погибших было немало других, готовых бросить ему вызов. В их темных взглядах он читал не только презрение, но и смутную и потому тем более пугающую угрозу.

Лейтенант Бобоча не проявлял особого интереса к политике. Она не привлекала его даже с точки зрения возможности занять более высокое место в социальной иерархии. А примеры подобного рода в их семье были. Его отец, бывший батрак, едва умевший расписываться, разбогател, стал депутатом, и перед ним дрожал весь уезд, а муж Иляны дважды был министром.