Генерал оторвался от своих мыслей, снова наполнил свой стакан и только после этого проговорил:
— Такая жара и пыль, что у меня с самого июня горло как наждачная бумага. Все время мучает жажда…
Матеяну понял, что речь идет о «жаре» и о «жажде», но не понял, почему было упомянуто слово «бумага», и вопросительно посмотрел на генерала. Генерал, однако, знаком показал ему на выставленную на столе еду и подождал, пока Матеяну взял со стола яйцо. Как только генерал поставил на стол стакан, из дома выбежала девушка в военной форме, в юбке, плотно обтягивающей бедра, с длинной косой, и принялась убирать со стола. Из того же дома вышел молодой полковник в расстегнутой на груди гимнастерке, с усталыми глазами, держа в руке сложенную карту. Это был начальник штаба дивизии. Генерал представил его Матеяну, а потом подал знак развернуть карту.
— Я вижу, — произнес генерал, — у вас нет больше терпения. Хорошо, мы вас слушаем!
Розовощекая девушка, которую Матеяну заметил во время ужина через открытое окно, когда она говорила по телефону, подошла к ним, чтобы переводить.
— Я вам сообщил через майора Михуляка, — без предисловий начал Матеяну, — что заключено перемирие и мы не можем разоружиться…
— Что же вы намерены делать? — спокойно спросил генерал.
— Сражаться против немцев…
Генерал стал вдруг внимательнее:
— У вас сформированная часть?
— Да, танковый отряд.
— Какими силами располагает отряд?
— Я отвечаю за отряд, поэтому хочу сначала узнать, на каких условиях мы будем сотрудничать.
— На каких условиях? — пристально посмотрел на него начальник штаба. — Что вы имеете в виду?
— Мы хотим сражаться за освобождение Трансильвании и поставить на колени немцев. Отряд, однако, остается частью румынской армии, пока мы не соединимся по ту сторону горы с нашими частями. Других гарантий нашей лояльности, кроме нашего честного слова, мы дать вам не можем…
— Будем говорить как солдаты, господин полковник, — перебил его генерал. — Ваше слово обязывает страну…
— Очевидно, господин генерал! Мы и хотим служить стране, как она этого требует в данный момент.
— Да-да! — проговорил генерал, а потом снова поинтересовался: — Так какими же силами располагает отряд?
— Я вам говорил об условиях, господин генерал!
— Хочу обратить ваше внимание, что не вы диктуете условия!
— Мы и не думаем… но хотим их знать…
— Это само собой разумеется. Отряд остается самостоятельной частью под вашим командованием и в вашем распоряжении… Ну так говорите…
— Танковый полк, горнострелковый батальон, саперная рота, взвод связи, дивизион противотанковых орудий и зенитно-пулеметная рота.
— Хорошо!
Лицо генерала просветлело. Он несколько секунд думал, затем встал, дав знак Матеяну оставаться на месте. Он поднялся на завалинку напротив окна и через открытое окно потребовал соединить его с кем-то по телефону. Из его слов Матеяну понял только, что речь идет о бое, войне, Гитлере и немцах. Потом генерал вернулся к столу и торжественно сообщил, что точный ответ может дать только на второй день, когда нанесет ответный визит.
— О! — разочарованно протянул Матеяну. — Ведь мы хотим сражаться! А пока решение пройдет все ваши инстанции, война окончится!
— Я понимаю… Завтра утром, это решено!
После этого генерал заторопился, поправил фуражку с круглым коротким козырьком и протянул Матеяну руку.
— До свидания, господин полковник… До завтрашнего утра!
Через час Матеяну вернулся к своим. Только по пути в отряд он понял, почему генерал даст ответ утром: русские хотели проверить все, что сказал Матеяну.
«Советское командование хочет убедиться, — думал он, поднимаясь по склону, — что в этой страшной суматохе фронтов и армий отряд сохранился и существует на самом деле. Да, действительно существует!» Матеяну, оживившись, окинул взглядом расположение своего отряда на холме с выделявшимися силуэтами танков и солдат между ними.
Матеяну лег, не раздеваясь. Проснулся он на рассвете и первым делом окинул взглядом свои танки. Солдаты еще спали, сломленные тяжелым сном. Дежурный офицер, младший лейтенант из саперов, ожидал на краю лагеря, поглядывая на часы, с горнистом, готовым подать сигнал подъема. Матеяну поднялся и остановил его жестом руки. Он знал, что подъем для солдат, утомленных и обессиленных, равносилен самой большой муке. Это все равно что выбираться из засасывающего тебя болота.
Читать дальше