Владимир Андреев - В день первой любви

— Погоди минуточку.

Ольга пошепталась с напудренной старушкой и поднялась по лестнице. Володя остался один. Конечно, неловко получилось: приехал не вовремя, отрывает людей от дела. И Ольга какая-то далекая… Недавней его решимости как не бывало — хоть сейчас вставай и уезжай, и бог с ним, с этим профессором.

Вернулась Ольга. Рядом с ней парень, в очках, в шикарных серых брюках и кремовой рубашке с красивым отложным воротником.

— Володя, познакомься: Даниил Корнев.

— Метелев.

— Я о вас слышал. Оля рассказывала мне. — На чистом, с залысинами лбу Корнева появились морщины. — Значит, вы насчет профессора Ухуцесси… — Он поглядел на часы, потом зачем-то на лестницу: — В четыре часа буду ждать вас в консерватории около гардероба. Не опаздывайте. — Корнев кивнул и ушел.

Володя посмотрел на Ольгу и вдруг смутился, как-то оробел. Лицо у нее было спокойным, но глаза светились холодом.

— Ну вот, все устроилось, я рада, — сказала она, улыбнувшись. — Тебе повезло.

— Это тот самый Корнев, о котором ты мне говорила?

— Да. А что?

В ее голосе послышалось недовольство — никому не позволено вторгаться в ее личное, даже самому близкому другу.

Володя спохватился:

— Да ничего. Просто так.

Она снова заговорила о его внезапном появлении: дело в том, что профессор Ухуцесси мог отсутствовать, он очень занятой человек. Вообще, сейчас такое время, дорог каждый час… Похоже, она выговаривала ему за Корнева. Володя попробовал отшутиться: он следует ее примеру — она всегда приезжает в их город неожиданно. Но это бывает так здорово! Ее внезапность — подарок ему, провинциалу.

— А! — Ольга махнула рукой и рассмеялась. — Все устроилось, и я рада. Поговоришь с профессором. Если Ухуцесси скажет «да», значит, ты прошел главное испытание и впереди у тебя прямая дорога. А сейчас извини, надо бежать.

К лицу Володи прилил жар. Ольга сейчас уйдет. Как же так? Неужели нельзя побыть с ним хотя бы полчаса? Он лихорадочно искал в кармане носовой платок, но никак не мог найти.

— Да, да, задерживаю, ты извини. Значит, мне к четырем в консерваторию. Ты меня обязательно ругай…

Ольга быстро взглянула ему в лицо и, помолчав, сказала:

— В четыре у тебя встреча с профессором. К шести ты наверняка освободишься. Приходи к памятнику Тимирязеву, это здесь, недалеко. Хорошо?

— Хорошо.

Предстоящее свидание показалось Володе каким-то вымученным, выпрошенным.

Чуть в стороне от бойкой столичной улицы, за густой зеленью деревьев, будто другой мир — тихо, пустынно. Массивные белые колонны, массивные, тяжелые двери с бронзовыми витыми ручками.

Корнев уже ждал Володю.

— Скорее. Гурий Иванович уже на месте.

— Но ведь четырех еще нет.

— Мало ли что.

Быстро поднялись по лестнице, перешагивая через ступеньку, Володя не запомнил, на какой этаж. Полутемный коридор, группками ходят студенты, тихо переговариваются. Девушки в светлых летних платьях, парни в рубашках с галстуками, в коверкотовых костюмах, чистенькие, умытые, причесанные. Вдоль стен — двери. Корнев открыл одну из них, заглянул.

— Гурий Иванович, пришел Метелев, о котором я вам говорил. — И, посторонившись, он пропустил Володю вперед.

— Здравствуйте, проходите, — послышался голос Ухуцесси.

Знаменитый профессор был невысок, грузен, лицо круглое, обрюзгшее, нос с горбинкой. Володя ожидал увидеть строгого, властного старика, а перед ним оказался добродушный седеющий толстяк, который сейчас внимательно оглядывал Володю.

— Присаживайтесь.

Профессор, конечно, уже все разглядел: пиджак на Володе явно домашнего производства, ворот рубашки маловат, шея из него торчит, как у гуся, волосы с подпалинкой — от солнца. И на чемодан обратил внимание: на нем словно рубили капусту.

— Ну-с, показывайте.

Володя щелкнул замками, достал из чемодана толстую нотную тетрадь, подал.

— Почему назвали «Песни без слов»?

Володя пожал плечами.

— Не знаю, — откровенно признался он. — Хотелось выбрать такую форму, которая не связывала бы. Есть же у Мендельсона…

— У кого?

— У Мендельсона.

— Да, да, совершенно верно. Совершенно верно, — повторил нараспев Ухуцесси и открыл рояль.

Крупными пальцами полистал тетрадь и, ворочая могучей шеей, стал тихо наигрывать, бормоча что-то себе под нос и гримасничая:

«Это что? А… Понятно — трам-та-та-трам, — ударял он пальцами по клавишам. — А это — трам-трам-трам — пожалуй наивно. А? Пожалуй, пожалуй, хотя вот тут — трам-ля-ля-трам-та-та… А это? Тра-ля-там-там, — снова зазвучала цепь аккордов. — Пожалуй, ничего, да, вот это место — трам-та-трам-та… Хм, хм… Для целой вещи маловато, но можно развить, да, да, можно…»