Михель Гавен - Валькирия рейха

– Не волнуйся, – услышала она глухой, сдавленный голос Геринга, – я распоряжусь… Хелене, доченька моя, береги себя, – Райч уронила трубку. Так она узнала правду о своем рождении, в день смерти матери, неожиданно и ясно. Сдержав чувства и собравшись с духом, она попросила Науйокса соединить ее с аппаратом Геббельса. Но в министерстве Эльзу не нашли. Вместе с шефом она отправилась к нему на виллу. На вилле к телефону подошла Магда. Едва услышав голос Хелене, она поняла, что случилось страшное. Не вдаваясь в расспросы, сразу же позвала Эльзу.

– Я слушаю, Хелене, что с тобой? Где ты? – Эльза старалась говорить бодро, но в голосе ее звучал испуг. Весть об утренней бомбардировке Дрездена уже достигла Берлина, – ты к нам приедешь?

– Нет, Лиза, – Хелене грустно вздохнула, – я не могу приехать. Я в Дрездене и должна вернуться в полк.

– В Дрездене?! – переспросила Эльза с затаенным страхом, она уже догадывалась, – что-то случилось с мамой? Сегодня? Она жива?

Эльза любила ее мать, она называла ее своей мамой: «Мама сказала, мама звонила…» Теперь мамы нет, они остались вдвоем.

– Лиза, – проговорила Хелене, и голос ее дрогнул, – я должна сказать тебе, Лиза, – она запнулась, слезы снова навернулись на глаза.

– Что? Что? Лена, что? – Эльза спрашивала, затаив дыхание. «Что? Что там? Успокойся…» – Хелене услышала рядом с ней голос Магды.

– Лиза, мама погибла сегодня утром, когда город бомбили, – выдавила из себя Хелене, губы ее дрожали, – у нас с тобой больше нет мамы, и дома у нас тоже больше нет. Он разрушен, в него попала бомба… – бросив трубку на стол, она закрыла лицо руками не в силах сдержать слезы. На другом конце провода Эльза пронзительно закричала: – Нет! Нет! Я не верю!

– Тихо, тихо, – успокаивала ее фрау Геббельс, – Хелене, ты слышишь меня? – Вытерев слезы с лица, Хелене взяла трубку.

– Как это случилось, Хелене? – спрашивала взволнованно Магда и, понизив голос, приговаривала Эльзе: – Погоди, погоди, ну, не плачь так. Теперь много смертей, увы, никого не минет.

– Я говорю с мобильной станции. Я не могу долго занимать оперативную связь, – проговорила Хелене, взяв себя в руки, – другой же пока в Дрездене нет. Понимая мое горе, штандартенфюрер Науйокс из Шестого управления СД разрешил мне воспользоваться его связью. Он вернется в Берлин и расскажет, как все было. А мне надо заняться ремонтом машины и возвращаться в полк, – она говорила быстро, прерывисто, лишь бы снова не всхлипнуть, не дать волю эмоциям, – пожалуйста, Магда, позаботься об Эльзе, – попросила она, – ее нельзя оставлять одну.

– Лена, не уезжай, – прокричала Эльза, выхватив у Магды трубку, – не уезжай! Если тебя убьют, я останусь одна! О, господи, за что, за что это все?! Было слышно, как Магда снова уговаривает ее: «Эльза, ну, перестань. Эльза, ты держишь оперативную связь. По ней в любой момент может позвонить рейхсфюрер. К тому же не забывай, тебя слушают радисты».

– Лиза, я люблю тебя, держись. Мы скоро увидимся, я тебе обещаю, – проговорила Хелене и повесила трубку. Больше она не могла выдержать. Поблагодарив Науйокса, она направилась к самолетам. Как бы ни было ей больно, но она не имела права забывать о том, что генерал фон Грайм отпустил ее только на два дня – а они как раз истекли. Что бы ни случилось – она должна вернуться в полк. Мало того, что она уехала сама, она увезла с собой Хартмана. Лауфенберг остался без двух боевых асов, он должен был тянуть лямку за троих. Теперь, когда каждый летчик на счету, а каждый самолет – на вес золота, Хелене забыла, что значит руководить воздушным сражением с командного пункта. Она сама поднималась в воздух по несколько раз в сутки, наравне с прочими, как когда-то в самом начале карьеры.

Однако не совладав с чувствами, все-таки вернулась к разрушенному дому. Долго бродила по пепелищу, подбирая оставшиеся от пожара вещи, обгоревшие фотографии, безделушки, напоминающие ей о детстве. Сколько раз с высоты полета она видела, как рушатся под бомбами дома, как исчезают с лица Земли целые города: Варшава, Киев, Харьков, Сталинград…Теперь бомба попала в ее собственный дом. Сколько людей за шесть лет войны вот так же, как теперь она, бродили по пепелищу, оставшись без крова, хоронили родных и близких. Пожалуй, теперь она впервые задумалась об этом всерьез. В начале войны, в 39-м, она думала, что ее дома война не коснется никогда. Она несла смерть с воздуха другим, теперь смерть пришла к ней и забрала самое дорогое – дом и мать. Увидев, что Хелене сидит на крыльце дома, разбирая фотографии, Эрих подошел к ней, но она даже не подняла головы. Он понял, что сейчас не нужен ей, и вернулся к ремонтникам заниматься самолетами. Комендант Дрездена прислал целую команду, чтобы они расчистили завалы вокруг, вдруг в доме еще кто-то остался? Но кто мог быть там? Нашелся только кот, забившийся в угол со страха. Хелене взяла на руки пищащее, ободранное животное и отдала его соседке. Ей же оставила адрес сестры в Берлине – пусть туда отошлют все вещи, которые соберут в доме. Сквозь слезы долго смотрела на обугленную каминную трубу. В детстве она любила сидеть у камина в гостиной, с отцом, который, как выяснилось сегодня утром, отцом ей на самом деле не был. За окном стояла зима или шел дождь, а у камина было тепло и уютно, весело потрескивали дрова в огне. Гюнтер Райч сажал ее на колени и начинал захватывающий рассказ о своих военных приключениях. Как хорошо запомнила она с детства имена: Геринг, Рихтгофен… И эти слова: Люфтваффе, пике, огонь… Война казалась ей тогда сплошным праздником для героев.