Абрам Вольф - В чужой стране

Шукшин отер со лба холодный пот, с тревогой взглянул на Тюрморезова. Решение нужно принимать без промедления. Сзади стрельба уже затихает. Значит, взвод Новоженова больше не сдерживает врага. Сейчас к мостам прорвутся автоматчики…

Тюрморезов, прищурив глаза, смотрит на вражеские танки. Лицо его бледное, но в глазах нет испуга — они глядят жестко.

— Под каналом должны быть трубы! — Тюрморезов резко поворачивает голову к Шукшину. — Где проходят трубы?

— Я знаю! — крикнул Резенков, подбежал к Шукшину. — Они здесь, за складами…

— Веди!

Партизаны лесом просрочили вправо, обошли тянувшиеся вдоль канала угольные склады и по одному, по двое стремительными бросками пересекли шоссе.

Резенков, первым достигший канала, мгновенно скрылся в черном зеве громадной трубы, вделанной в основание бетонной стенки. За ним втиснулся Сергей Белинский…

Шукшин, прижавшись к стене канала, короткими, резкими взмахами руки подгонял людей: «быстрее, быстрее…», а сам неотрывно смотрел на ту сторону канала, за мост. Равнина, простиравшаяся за каналом, быстро окутывалась дымом, оттуда доносилась частая стрельба, усиливавшаяся с каждой минутой. «Что там происходит? Немцы через мост еще не прошли. Неужели…»— Шукшин почувствовал, как по спине пробежал обжигающий холод.

— Костя, скорее! — крикнул Тюрморезов, берясь рукой за трубу. Уже все скрылись под каналом, остались только они одни. Шукшин не слышал. В смятенном мозгу металась мысль: «Немцы ударили со стороны Мазайка, бельгийцы окружены… их истребят всех… Что делать, что делать?»

— Шукшин, немцы! — Тюрморезов с силой рванул его за руку. Из леса цепь за цепью выскакивали вражеские автоматчики, устремляясь к мостам.

Шукшин наклонился, влез в трубу. Его обдало могильным холодом, сыростью.

Партизаны ползли на четвереньках в непроглядной тьме, по горло в обжигающе-холодной воде. Острые мелкие камни, осевшие вместе с песком на дне трубы, врезались в колени и руки, раня до крови. Голодные, измученные боями, коченеющие от холода люди собирали последние силы и молча — слышалось только тяжелое прерывистое дыхание и всплески воды — упорно пробивались вперед по тесной трубе. Этой проклятой трубе, казалось, не будет конца.

Когда Михаил Резенков вылез из трубы, уже гасли вечерние сумерки и в темнеющем безоблачном небе зажигались первые робкие звездочки. Он жадно, захлебываясь, вобрал в легкие воздух, пахнущий сосной, сеном, посмотрел в чистое небо и упал грудью на землю. Кажется, он больше был не в состоянии сделать ни одного движения.

Партизаны выползали один за другим. Вода с них катилась потоком. Шумно дыша, ложились на жесткую, выгоревшую траву. Последним вышел Шукшин. С трудом распрямив спину, пошатываясь, точно пьяный, он провел ладонью по мокрому лицу и посмотрел в сторону Ротэма — на фоне посветлевших садов смутно вырисовывались очертания кирпичных строений. Оттуда доносились редкие выстрелы. Где-то далеко за лесом глухо били орудия. Прислушиваясь, Шукшин определил: возле Опутры или дальше нее. Значит, части союзников не продвинулись, все еще стоят на месте!

Оставаться здесь, на этой стороне канала, равнинной и совершенно безлесной, нельзя. Единственный выход — под покровом ночи снова перейти канал и лесом пробиться к Опутре, к союзникам.

Шукшин отозвал в сторону Тюрморезова и Базунова, сказал, стаскивая прилипшую к телу рубаху:

— Надежды на то, что союзники ночью выйдут к каналу, — нет. Оставаться здесь нельзя.

— Правильно, надо уходить, — отозвался Базунов. — Если до рассвета не уйдем, могут зажать.

— Остались немцы в лесу, за мостом, или нет? — проговорил Тюрморезов. — Я думаю, что автоматчики уже здесь, за каналом. На той стороне им достаточно одних танков… Надо послать разведчиков, Константин Дмитриевич.

— Снова по трубе?

— Другого пути нет!

— Да, нет… Резенков!

Резенков поднялся, покачиваясь, стуча зубами от холода, подошел к Шукшину.

— Надо идти на ту сторону, Резенков, разведать лес… Оставаться нам здесь нельзя, понимаешь?

— Понимаю, товарищ подполковник.

— Как ты… дойдешь? — Шукшин посмотрел в его серое, с почерневшими, распухшими губами лицо.

— Смогу. — Резенков выпрямился. — Смогу, товарищ подполковник!

— С Белинским пойдешь. Давай, родной!

Шукшин, проводив разведчиков, подошел к партизанам.

Гертруда, сидевшая возле кустов у оросительной канавы, подняла на него тревожные глаза, сказала негромко: