Роман Кожухаров: Пуля для штрафника

— Насчет пополнения нашего все в курсе? Из штрафной роты, прибывшей вчера в расположение полка, в наше распоряжение передана группа бойцов. Прибыли они прямо из Одессы, участвовали в освобождении города. Видали этих архаровцев?

— Видали, товарищ командир. Такого оружия у нас в жисть не бывало… — снова проговорил старший лейтенант Демьяненко. — Нельзя ли нашу огневую мощь усилить?

— Погоди, Демьяненко… Нашу мощь и усиливают. Только за счет оружия и приданных к нему штрафников. По замыслу командования полка эти группы на разных участках первыми пойдут на форсирование реки и попытаются закрепиться на правом берегу. Ясно?

Теперь вопросов ни у кого не возникло. Ситуация окончательно прояснилась. Аникин сразу смекнул, о ком идет речь. Пополнение, о котором говорил комбат, Андрей успел хорошенько разглядеть, подходя к хате, в которой расположился штаб батальона. Бойцы, численностью до двух отделений, кто лежа, кто сидя расположились прямо во дворе штаба. Тут же обустроили себе становище: накидали досок, сена.

С оружием, в отличие от обычных частей, никто из них не расставался. Такого, чтоб собрать винтовки в «шатер», и в помине не было. Каждый со своим, и почти все — с трофейным, немецким. Чего только Андрей тут не увидел. Крупнокалиберные МГ на сошках, те самые гранатометы со щитами — «панцершреки», которые так поразили Зайченко, несколько противотанковых ружей, автоматы. Набрали же где-то «шурики» такую уйму оружия.

Немецкие пулеметы, гранатометы и прочие трофейные фашистские «стрелялки» высоко ценились в войсках. Андрей хорошо помнил из своего штрафного прошлого, что мало-мальски ценные трофеи у выживших после очередного боя «шуриков» сразу изымались особистами. Взамен штрафникам раздавали старые «трехлинейки». Слыхал он, что иногда вообще ничего не выдавали. «Сами добудете, в бою…» За все время, что Андрей находился в штрафной роте, с ним такого не случалось, но рассказывали…

Отсюда вполне объяснимая, почти мальчишеская жадность, которую вальяжно расположившиеся во дворе штаба батальона воины проявляли к стреляющим изделиям. В первую очередь по этому Андрей сразу понял, что перед ним штрафники. И еще — по неуловимо ощущаемой, точно разлитой в воздухе, атмосфере отчаянной бесшабашности, исходившей от всей этой группы.

— Эй, старшина, курева не найдется? — не меняя своей по-султански возлежащей позы, бросил шагавшему Аникину один из группы — здоровенный детина с наглой, точно гвоздиками прибитой к лицу ухмылкой.

— А ты метнись по-быстрому, может, и повезет… — приостанавливаясь, откликнулся Андрей.

Спросивший, тут же забыв про свой гонор, с готовностью вскочил с места и быстро подбежал к старшине. Развязав кисет, Аникин щедро отсыпал ему табаку-самосада.

— Не шибко бегаешь… — с доброй иронией произнес Аникин.

— Да уж, товарищ старшина, за тобой точно не угнаться, — подхватил штрафник. — Уж ты горазд бегать. Мы тут всем отрядом переживали.

— Ну вот, табачком теперь нервишки и успокоите, — ответил Аникин и, попрощавшись, направился к поджидавшему его на крыльце хаты комбату.

Зайченко и тут в чем-то оказался прав. Отряд штрафников действительно планировалось использовать на манер десантников. Только их высадка должна была пройти без всяких парашютов, а на лодках, плотах и прочих плавсредствах. Потому как не с воздуха, а по воде. Срочность и экстренность приказа, доведенного в батальон лично майором Дедовым, сразу создала вокруг вновь прибывших ореол некоего геройства.

Все в батальоне, и в первую очередь командиры подразделений, прекрасно понимали, что эта горстка проштрафившихся, до зубов вооруженная трофейным оружием, практически обречена. По данным разведки, фашисты возвели на правом берегу настоящую неприступную цитадель. Мало того что артиллерия и минометы, еще и эшелоны траншей и окопов, связанных между собой переходами, со всем фортификационным фаршем, на который немцы были большие мастера, типа бетонированных дотов и усиленных пулеметных гнезд.

На днях, как сообщил Демьяненко, пригнали еще подкрепление, усилив передний край береговой линии. И еще снайперы… Вот и лезь после этого на рожон: сначала две сотни метров по водной глади реки, и как на блюдечке в качестве мишени для сотен огневых точек, которые бьют сразу с нескольких холмов, венчавшихся господствующей высотой — Пуркарским плацдармом. А потом, если случится чудо и доберешься до правого берега, карабкайся на трехметровый обрыв под шквальным фашистским огнем, зубами, чем хочешь, цепляйся за сантиметры днестровского песка, пытаясь создать пятачок для будущего плацдарма.