Роман Кожухаров - Пуля для штрафника

— По огневым точкам фашистов. Огонь, огонь!… — скомандовал Аникин.

Они принялись обстреливать обрывы, ориентируясь на те участки, откуда выплевывались пунктиры трассеров. Бондарь со своим «дегтярем» [2] ДП (Дегтярева пехотный) — ручной пулемет, широко применявшийся в РККА в годы Великой Отечественной войны. отполз метров на сто левее, выбирая позицию для обстрела вражеского пулеметного гнезда.

— По пулемету, бейте по пулемету! — скомандовал Аникин остальным. Сейчас главное было оттянуть на себя внимание фашистского пулеметчика от реки. Невеликая огневая мощь винтовок и автоматов аникинского отделения, собравшись в одну точку прицела, видать, заставила врага обратить на себя внимание. Широким, смертоносным веером прошелестела над траншеей пулеметная очередь. Пули вгрызлись в насыпь бруствера, заставив всех нырнуть на дно.

— Ага! — обрадованно выкрикнул Зайченко. — Не иначе Ганс-пулеметчик заметил, что на берегу тоже кто-то имеет до него пару слов.

— Смотри, башкой перед ним не маши… — зло и весело ответил ему Евменов. — А то не успеешь свои пару слов Гансу высказать…

В этот момент справа раздалась стрельба Бондаря. Он вел огонь методично, как по учебнику, короткими очередями по три-пять выстрелов. Выбрав и отмежевав условными ориентирами сектор стрельбы, он заполнял этот участок вражеского пространства настолько плотной стрельбой, что живого места там практически не оставалось.

В промежутках, после двух-трех очередей, Бондарь оценивал результативность проведенного им огневого отрезка и если чувствовал, что порядочно засветился, то менял позицию. Первый же натиск отделения дал свои плоды. Пулемет противника теперь работал по ним, с большими перерывами, осторожничая. Как будто подстегнутые огневой атакой аникинских, с новой силой заработали минометы и артиллерийская батарея.

Бондарь почему-то умолк. Андрей, тревожно оглянувшись направо, увидел, что тот по-пластунски пробирается к траншее, в одной руке сжимая своего «дегтяря», а в другой — вещмешок с запасными дисками.

— Что случилось, Богдан Николаич? — не дожидаясь, спросил Аникин.

Бондарь, откинувшись спиной к стенке окопа, сипло вдыхал сырой воздух. Видно было, что этот спринтерский переход по-пластунски дался ему непросто.

— Сволочи, уф… снайперы… бьют, — на каждом выдохе с силой проталкивал он из себя по одному слову.

— Снайперы? Черт… — только и нашелся что выругаться Андрей. Если оно обстояло так, как говорил старший сержант, то дело было худо, и в первую очередь для тех, кто находился сейчас посреди реки.

Плоты несло уже почти напротив позиций отделения. Казалось, что обрывы правобережья ощетинились, как какие-то огромные дикобразы, стараясь впиться своими стальными иглами в тех, кто изо всех сил греб в их сторону.

Вот пулеметная очередь с брызгами распорола воду и наискось пересекла один из плотов. Щепки и кровь вместе с ошметками пробитого ватника полетели в стороны. Боец, скорчившись, с криком повалился на мокрые бревна. Одной рукой он держался за бок. Тыльная сторона ладони становилась алой. Это пятно ярко выделялось, виднеясь издалека среди мутно-стертых цветов серого дня и мглистой реки. Вскоре студенистая кожа Днестра покрылась множеством таких пульсирующих горячим огнем юшке.

Ганс оказался на редкость старательным в своей жуткой работе. Поймав добычу на стальную леску своих очередей, он не успокаивался, пока не всаживал последнюю кровавую точку. Он не успокоился тем, что раненый беспомощно корчился на плоту. Пулеметная очередь ворвалась в деревянный периметр, зажатый с четырех сторон речной водой, и впилась в раненого. Плотность очереди была настолько сильной, что, буквально разорвав раненого на части, его опрокинуло в воду. Будто столкнуло какой-то невидимой, неумолимой силой. Второй штрафник, весь забрызганный кровью товарища, даже не успел что-либо предпринять.

Он часто-часто бил доской по воде, тщетно пытаясь придать плоту какое-то управление. Тот только кружился на месте, на том самом, окрашенном расходящимся в стороны багровым кругом, куда только что сгинул убитый. Вдруг, точно разом лишившись рассудка, боец кинул в сторону бесполезную доску и, схватив автомат, принялся обстреливать обрывистый, ощетиненный свинцом берег. При этом он что-то кричал. Слова с такого расстояния сливались в один нескончаемый вопль, который перекрывал грохот стрельбы и рев минометов.