Владимир Конев - Герои без Золотых Звезд. Прокляты и забыты

В соответствии с Уголовным кодексом тех лет «умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах двух и более лиц наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью».

Зная обстоятельства дела, многие известные киевские адвокаты ввиду явной безнадежности отказались от защиты подсудимого.

Лишь недавно видный киевский адвокат Семен Александрович Островский в интервью сотруднице киевского издания «Телеграфъ» Елене Диль, вспоминая о начале своей деятельности юриста рассказал:

«Однажды ко мне зашла шикарно одетая миловидная женщина, приехавшая из Москвы, представилась бывшей женой некоего Полоза и попросила выступить в роли защитника по делу об убийстве, которое совершил ее бывший муж. Все знаменитые киевские адвокаты ей отказали, и она надеялась только на меня. Я был очень удивлен. Такого уровня клиентов у меня еще не было, да и как она вообще узнала о моем существовании? Когда я познакомился с делом, мне все стало понятно.

Следствие по данному делу вел ныне покойный Георгий Стоянов. Поддерживал обвинение начальник отдела прокуратуры Киева Дмитрий Попенко — оба высококвалифицированные юристы. Дело было проведено с точки зрения качества следствия прекрасно, за исключением коллизии между заключениями московских и киевских экспертов о признании параноидальной шизофрении у Полоза, в связи с чем он был уволен из армии в отставку и снят с воинского учета. На этом я решил построить защиту. Я понял: только опровергая заключения киевских экспертов, признавших Полоза вменяемым, мне удастся спасти жизнь этому человеку, доказав, что он совершил преступление в состоянии аффекта. Я очень много времени потратил на изучение характеристики личности обвиняемого, анализ состояния его психического здоровья и предмета судебной психиатрии как такового. А что из себя представлял Полоз? Несмотря на то, что у него было всего 7 классов образования, он был человеком недюжинного ума, интересен в общении, много читал, но целенаправленность у него была одна — военное искусство. Человек, совершивший столько боевых вылетов на истребителе, как мне кажется, не может иметь абсолютно нормальную психику. Полоз заслуживал того, чтобы принять участие в его судьбе. Тем более что преступление было настолько нелепым, что психически здоровый человек вряд ли мог его совершить.

— А какой же у него все-таки был мотив?

— Да никакого мотива. Так он и не был выяснен. Хрущев вместе с Фомичевым и его супругой возвращались из-за границы в Москву и остановились проездом в Киеве. У Фомичева была квартира на Артема. В этом же доме жила семья Полоза. Полоз и его жена пригласили чету Фомичевых в гости. Во время ужина, вероятно, возникла какая-то конфликтная ситуация. Что там произошло, могла рассказать только оставшаяся в живых Евдокия Полоз, но она уходила от ответа, говоря, что мужчины начали ругаться. Петр схватил ружье и убил сперва жену Фомичева, а потом и его самого. Она скрывала правду, да и никто из состава суда особенно не старался выяснить это. Мое же положение в этом деле было весьма и весьма нелегким, потому что надо мной довлела атмосфера в зале суда: люди не симпатизировали моему подзащитному. Он же, в свою очередь, вел себя очень достойно. «Я виноват, но я не помню, как это произошло», — говорил Полоз.

— Что же это, по-вашему, было: искренние слова или продуманная тактика? Вы ведь упоминали, он был очень умен.

— Я думаюу что он был откровенен. И это тоже придавало мне силы. Самое трудное — это выступать перед аудиторией и не найти контакта с нею. Если такое происходит, нечего тебе делать в адвокатуре. Я не был подавлен, активно боролся — это видно из документов. Я все-таки надеялся, суд отправит дело на дополнительное расследование для разрешения единственного вопроса: было ли преступление совершено преднамеренно или в состоянии аффекта. Я был молод и уверен в своих силах, поэтому надеялся, что в защитной речи мне удастся убедить суд не выносить смертного приговора. Однако чем больше прокурор приводил доводов в подтверждение версии следствия, тем больше я терял надежду спасти жизнь Полозу. Когда находящиеся в зале люди встретили его речь бурными аплодисментами и одобрили его требование применить к моему подзащитному высшую меру — смертную казнь, я был настолько растерян, что в моем мозгу промелькнула такая мысль: сейчас встану и опозорюсь. И здесь Господь пришел мне на помощь. Я понял, что снова придерживаться линии защиты, связанной с судебно-психиатрической экспертизой, неэффективно. Меня вдруг осенило. Поначалу мысль была робкой, но, взглянув еще раз на его жену, я понял, что виновата во всем она. Я вспомнил, как (согласно показаниям родителей подсудимого) она, используя тяжкое психическое заболевание мужа, подстрекала его к убийству своих родителей и как он душил их в погребе, будучи в Красноармейске у них в гостях. То есть до этого мои мысли работали в одном направлении: душевное состояние подсудимого, и я не видел истинных причин.