Михаил Белоусов - Об этом не сообщалось…

Как видим, даже одного беглого перечня служб и подразделений абвера, действовавших на нашем участке фронта, достаточно, чтобы представить, с каким опасным и коварным врагом приходилось бороться советской военной контрразведке. Но здесь нужно заметить, что уже к концу 1941 г. расстановка сил на фронте тайной войны значительно изменилась. Советские контрразведывательные органы были уже не те, что в первые недели войны. Появился боевой и оперативный опыт; абвер теперь не мог играть с нами втемную – его структура, формы и методы работы, руководящие кадры, расположение и функции основных центров подготовки агентуры, её многие вербовщики уже не являлись для нас загадкой. Кроме того, стабильность фронта положительно сказалась на совершенствовании оперативной работы в наших соединениях. И самое главное – я уже говорил об этом, но хочу подчеркнуть ещё раз, – за нами стоял весь советский народ. Это был решающий фактор, преимущества которого фашисты не имели и не могли иметь на нашей земле.

Ночь на 7 ноября 1941 г. была одной из самых тревожных в неспокойной жизни нашего разведчика Ивана Чайки. Полтора месяца провел он во вражеском тылу, и вот сейчас, когда до линии фронта оставалось рукой подать, угораздило же его остановиться на дневку в этой заброшенной колхозной клуне. Когда уже начало темнеть и Чайка собирался двинуться в путь, к клуне нежданно-негаданно подкатил тягач с дальнобойкой на прицепе и обслуга – человек десять – двенадцать – взялась готовить ужин. Более дурацкую ситуацию трудно себе представить: во-первых, уходит драгоценное время, а потом ведь могут фашисты сцапать за здорово живешь.

Ещё в конце сентября Чайку послали в Сенчанский район Полтавской области, где он должен был выяснить судьбу некоторых фронтовых командиров, находившихся с командующим Юго-Западным фронтом генералом Кирпоносом. Здесь, в урочище Шумейково, они дали врагу свой последний бой. И теперь он, старшина-пограничник Иван Чайка, возможно, единственный, кто может сообщить командованию о мужестве и героизме командиров и политработников, которые с одними пистолетами десятки раз ходили в атаку, и о том, что перед урочищем за два дня боев были уничтожены десятки гитлеровцев. Не имел он права рисковать собой и по другой причине. Сроки его возвращения к своим давно истекли. Значит, его начальники могли послать с тем же заданием другого разведчика или целую группу, а это при том режиме, который установили гитлеровцы на оккупированной территории, неизбежно повлекло бы за собой новые жертвы.

Взвесив всё «за» и «против», Иван спрятал гранату за пазуху и принялся терпеливо ждать, пока гитлеровцы завалятся спать…

При переходе линии фронта Чайке слегка зацепило осколком руку – попал под шальную мину, но идти в госпиталь он категорически отказался и потребовал, чтобы его немедленно отправили в особый отдел фронта.

Докладывая о выполненном задании, старшина сообщил, что километрах в двух от урочища Шумейково, в селе Исковцы-Сенчанские, он встретился с раненым красноармейцем, шофером штаба фронта Петром Грищенко, который в своё время возил начальника инженерного управления. Грищенко подобрала на поле боя пожилая колхозница Дарья Федоровна Квитка, она сумела укрыть его у себя и, несмотря на то что Петр имел очень тяжелые ранения – в голову и в ногу, с помощью сельского фельдшера спасла от верной смерти.

Грищенко и рассказал Чайке подробности неравного боя. Он с восхищением отзывался о героизме наших командиров и политработников, но вместе с тем назвал несколько имен слабодушных, без сопротивления сдавшихся врагу, и среди них – работника штаба фронта интенданта 3 ранга Гольдина. Грищенко сам видел, как немцы вытащили его из кустов и повели к хутору Дрюковщина. При этом Грищенко высказал предположение, что вряд ли выгадал Гольдин, сдавшись в плен: ведь евреев немцы расстреливают без суда и следствия.

Делая такое предположение, Петр Грищенко не знал, да и не мог знать, одного крайне любопытного обстоятельства. Дело в том, что с 30 сентября интендант 3 ранга Гольдин работал в штабе фронта на той же должности, какую занимал до окружении. Тогда, после выхода из окружения, в своём объяснении на имя начальника отдела кадров фронта Гольдин писал, что в плену он не был, с гитлеровцами не, встречался и на нашу сторону вышел 28 сентября вместе с начальником одного из отделов штаба фронта и двумя старшими командирами из 5-й армии.