Александр Косарев - Картонные звезды

Полковник тоже появился около моей тюрьмы в сопровождении своих неизменных телохранителей и некоторое время молча наблюдал за мной, стоя метрах в четырех от загона.

— Ну как, утихомирился, парень? — наконец произнес он, делая два шага по направлению ко мне. — Что это тебя вчера так разобрало?

Сказать было нечего, и я угрюмо отвернулся в сторону.

— Угу, — сделал еще один шаг вперед Пал Палыч, — сказать тебе, как я понимаю, нечего.

Максим, которого я видел лишь краем глаза, наклонился к уху начальника и что-то прошептал.

— И что с того? — слегка отстранился от него тот. — Мне-то как прикажешь поступить. Если каждый из нас будет по всякому поводу и без повода на людей с ножом бросаться…

— Я ни на кого не бросался, — подал я голос, — просто случайно не туда забрел.

— И куда же ты брел на самом деле? — тут же поймал меня на слове полковник.

— Американца искал.

— Хотел ему харакири сделать, что ли? В Советской Армии такой способ убиения противников не предусмотрен, — издевательски захохотал Пал Палыч. — Это лишь у японцев харакири в ходу, но не у нас. К тому же он пленный и поэтому содержится под надежной охраной. А ты что, никак за эту вьетнамку решил с ним поквитаться?

Я хмуро кивнул.

— Стало быть, ты ее знал до этого, — быстро сообразил полковник, — раз у тебя такие чувства разыгрались.

Я кивнул вновь.

— Пойдем, поговорим, — указал он Андрею одними глазами в мою сторону.

Тот вынул ключ от замка и тут же освободил меня из заточения. На сей раз мне пришлось рассказать историю всей нашей эпопеи, начиная с того времени, как в полку начали подбирать возможных кандидатов на поездку во Вьетнам.

Единственное, о чем я умолчал, так это о том, как, будучи во внеочередном наряде, подслушал под дверью в штабе о планах по поводу самой идеи об организации такой поездки. По моим словам получалось, что я оказался в составе группы совершенно случайно, по закону слепого случая. Впрочем, как и все остальные. Поведал я и о том, как занимались на полигоне, как долго плыли в составе морского конвоя, как попали под первый обстрел и понесли первые потери. Конечно же немного рассказал и об истории своего короткого знакомства с Лау Линь.

Слушали меня молча, не перебивая, несмотря на то что рассказ со всеми разъяснениями занял не менее двух часов. И даже когда, я закончил, напряженное молчание длилось еще достаточно долго, и я поневоле начал догадываться, что моя вчерашняя выходка может иметь самые неутешительные и далеко идущие последствия. «Самое малое, — размышлял я, украдкой поглядывая на сумрачные лица моих собеседников, — меня сегодня же отправят на местную гауптвахту и затем вышлют обратно на Камчатку. И не просто вышлют, а с каким-нибудь особым предписанием или ужасной характеристикой».

Сейчас это звучит довольно глупо, но в тот момент душа моя пребывала где-то в районе пяток. И мне казалось, что жизнь моя, до сей поры текшая в столь определенном и разумном порядке, стремительно летит в тартарары. Все, что творилось вокруг меня в последние месяцы, все эти безумные происшествия и приключения, казались вполне обычными и естественными, а вот простирающаяся впереди судьба таила лишь мрак и ужас.

— Одно приятно, — наконец вымолвил полковник, видимо, уже придумавший мне достойную кару, — излагаешь ты все очень подробно и логично. И это очень хорошо. Но то, что ты уже не можешь держать себя в руках… это очень плохо. Что делать-то будем? — хлопнул он ладонью по столешнице.

— Мне бы обратно, — промямлил я, — к капитану Воронину. Там, худо-бедно, я каждый день знал что делать. А здесь словно бы лишний, словно выпал из седла.

— Похоже, что так, — легко соглашается Пал Палыч. — Ты очень похож на выпавшего птенца, да только выпал явно не туда.

Вся троица издевательски засмеялась, но долгожданную свободу я все же получил. Мне даже позволили сходить без сопровождения в столовую и подкрепиться. Съев всего, что оставалось, по две порции (благо контролировать количество съеденного было некому, а есть хотелось неимоверно), я вразвалочку вышел на улицу. Сидевший напротив входа в столовую Максим немедленно встал и повелительным жестом указал мне, куда следует идти. Я, разумеется, поплелся за ним, резонно подозревая, что мои вьетнамские приключения подходят к концу. Но я ошибался. Меня препроводили в ту палату, где содержался Юджин. В слабо освещенной комнате, кроме трех лежачих пациентов, находились еще двое мужчин в халатах и медицинских шапочках. Вот только на милосердных братьев они своим насупленным видом как-то не очень походили.