Александр Косарев - Картонные звезды

— Эй-хр-р, — просипел я пересохшим голом, изо всех сил стараясь привлечь их внимание.

Напрасно. Оставалось единственное средство — выстрелить в воздух, что я тут же и сделал, не пожалев последнего патрона. Результат был просто обескураживающим. Шляпы мгновенно исчезли из поля зрения, и только дробный шорох быстро удаляющихся шагов показал, что мои необдуманные действия привели к полному краху. Выронив совершенно бесполезный пистолет, я некоторое время беззвучно и бесслезно плакал, но понемногу собрался с силами и продолжил свое движение, утешая себя мыслями о том, что обжитые места все же близки, раз начали попадаться живые люди. Дальше все, что со мной происходило, вспоминается фрагментарно, рваными кусочками. То я куда-то катился, то на меня, тупо хрюкая, смотрела большая черная свинья, то мою ногу дергал кто-то невидимый, но безжалостный.

Окончательно я пришел в себя только ночью. К моему счастью и ужасу, я лежал явно в какой-то убогой хижине на невысоких, застланных засаленными циновками полатях. Ощущение безмерного счастья, это по-человечески вполне понятно. Хоть сам добрался до какой-то цивилизации. Ужас же обуял меня тогда, когда я подумал о судьбе моих бедных спутников, вынужденных еще одну ночь проводить на голой земле. На стоящем неподалеку столике горела керосинка, и, приподнявшись на локтях, я увидел, что кроме лампы на столе есть еще кое-что, прикрытое смятой газетой. Даже робкая надежда на то, что вблизи находится какая-то еда, заставила меня немедленно подняться и подобраться к столу. Я не ошибался, передо мной явилось целое сокровище. Две жареные рыбки, горсть остывшего риса, вареное яйцо и тушеные овощи в невысокой миске. Возможно, там же лежали и ложка с вилкой, но мои глаза видели только пищу. Урча от нетерпения, я жадно набросился на еду, смолотив бедных рыбок вместе с головами и хвостами. Вылизав тарелки, я запил еду кружкой черного, как деготь, чая и, пошатываясь, выбрался на улицу. Урезанная наполовину луна скупо освещала ближайшие домики. Свет горел только в одном из них, и я, непрерывно ощущая угрызения совести за то, что мне самому так хорошо, направился прямо к нему. Постучал, толкнул скрипучую дверь и вошел внутрь. В отгороженном плотной занавесью закутке у странного, похожего на этажерку сооружения сидел молодой мужчина в длинной, до колен, рубахе и читал какую-то брошюру. Завидев меня, он поднял голову, но поскольку я находился в тени, приподнял заодно и лампу.

— Здорово живете! — поздоровался я.

Мужчина кивнул в ответ и предостерегающе поднес палец к губам.

— Понял, понял, — зашептал я в ответ, подходя к нему поближе. — По-английски разговариваете? — осведомился я, приблизившись вплотную. — Или, может быть, по-русски?

Хозяин дома отрицательно покачал головой и для убедительности развел руками. Договориться на словах было невозможно, но я не растерялся. Завидев на столе карандаш, я схватил его и поводил над столом, изображая готовность что-то нарисовать. Мужчина понимающе улыбнулся, нагнулся и извлек из-под своего стула густо исписанную и явно детскую книжку. Единственным относительно чистым местом на ней была тыльная сторона обложки. Первым делом я изобразил домик и две фигурки в нем. Уткнув в одну из них грифель, я второй рукой указал себя в грудь. Вторую фигурку я постарался отождествить с моим «собеседником». Тот что-то прошелестел и энергично задвигал бровями. От домика я протянул дорогу, которую разрисовал деревьями, не забыв отметить положение сторон света. От дороги я прочертил уходящий в сторону пунктир, около которого как можно более натуралистично выписал Лау Линь, в остроконечной шляпе и более крупного Юджина. Чтобы особо подчеркнуть его национальную принадлежность, я вложил ему в руку флаг, на котором изобразил характерные полосы и звезды. От удивления лицо хозяина даже перекосилось. Он потыкал пальцем в фигурку девушки и дал мне понять, что не понимает, что вьетнамская женщина делает в лесу с незнакомым американцем. В ответ я изобразил бинты и у того и у другого и, не ограничившись этим, пририсовал даже струйки крови, текущие по земле. Брови хозяина дома сурово сошлись на переносице, и он, приподняв мою руку, взглянул на часы. Была половина третьего. Он вновь взял мою руку и ногтем указательного пальца показал на цифру «6». Светло уже в пять утра, надо бы пораньше подняться. И я более настойчиво постучал по цифре «5».

На том мы и порешили. Боясь, что меня забудут взять с собой, я прикорнул тут же у дверей, то и дело просыпаясь, промучился до рассвета. В экспедицию поначалу собрались только три человека, с одними носилками, но я кричал, ругался и все же добился того, чтобы пошли хотя бы шестеро. Вторых носилок в деревне не нашлось, и вместо них вьетнамцы прихватили обычные — строительные. Еще одна проблема возникла тогда, когда мы начали выбирать основное направление движения. Оказалось, что от деревни в лес уходили аж три дороги, и никто из собравшихся толком не знал, откуда я к ним заявился. Не знал этого и я, поскольку был в таком состоянии, что мало что соображал. Наконец мне удалось втолковать им, что, подавая сигнал, я стрелял один раз и в деревне должны быть два человека, которые точно знали, на какой из дорог был произведен этот выстрел.