Андрей Канев - Пуля, Заговорённая...

— Разрешите мне пройти?— ужасно улыбнулась девушка.

— Нет, не разрешаю!— почти взвизгнул, подскочив в кровати, Вихров.— Засулич, ты, что себе позволяешь, сволочь, а?!

— Я хотел, как лучше… я без задней мысли… от всей души… мужики хотели, чтобы я вас хорошо в ресторане угостил, но что такое жрачка… и я решил вам женщину на ночь купить… я…

— Пошёл вон!— заорал майор, давясь от нервного хохота,— Я тебе покажу завтра кузькину мать, он решил на всю ночь… Сволочь…

Ночные посетители мгновенно ретировались, и в коридоре всё ежесекундно затихло. Валерий Петрович дал волю обуревавшим его эмоциям, он гулко с надрывом и внутренним кашлем расхохотался. Ну, какой уж теперь сон. Комичность ситуации и одновременная трогательность ситуации, ведь ему весь личный состав решил сделать подарок, тронула заскорузлую замполитскую душу до самой глубины. Помотав головой и удержав готовую выкатиться из левого глаза непрошенную слезинку, замполит снова взялся за чтение газеты. Спустя минуту в соседнем номере методично в стену заколотила спинка кровати.

— Ну, как же,— сказал сам себе Валерий Петрович,— не пропадать же добру… Ну-ка, ну-ка…

И он поднёс руку с часами поближе к глазам, машинально засёк время. Первый сеанс завершился.

— Минута, десять секунд… Ха-ха…

Через какое-то время начался второй сеанс, который продлился ещё короче.

— Минута, ноль пять секунд… Вот кролики. По дому соскучились охламоны,— тепло подумал майор Вихров,— что ж дело-то молодое…

Он отложил газету, выключил настольную лампу, и вскоре под мерное стуканье спинки кровати в соседнем номере в стену, словно под стук вагонных колёс долгожданного воинского эшелона, уносящего его домой, мирно заснул, полностью выпитый и удовлетворённый прошедшим днём.

За свою недолгую жизнь Эдик Вартанов смог усвоить одну непреложную истину о том, что всё в этой жизни когда-нибудь да кончается. Прав был великий царь Соломон, когда заказал две надписи на своём кольце: «Это всё пройдёт»— снаружи, «И это всё тоже пройдёт»— внутри. Хотя вонючие бараньи шкуры лежали на нём довольно плотно, что несколько мешало свободно дышать, он уже мог различать, что за окнами везущего его в горы «уазика-буханки» полностью рассвело.

Пленители в основном молчали, а если и разговаривали, то на чеченском языке. Эту речь лейтенант милиции не понимал. Замполит майор Вихров, конечно же, раздал в огневые роты для изучения русско-чеченские разговорники, выпущенные в свет Министерством внутренних дел России для своих сотрудников. Но кто в серьёз отнёсся к навязанным занятиям. Да никто, и он в том числе. Попробовал, правда, попрактиковаться с Мадиной, кухаркой, работающей в их солдатской столовой, но та только улыбалась, скромно опустив красивую голову, и ничего практически не говорила. В общем, не помогая обучению чеченскому языку нисколько.

Пока его везли по тряским горным дорогам, Эдик всю жизнь свою сумел осмыслить. Кое-что понял в ней по иному, кое-что постарался забыть, сгорая от стыда. Самая страшная пытка не физическая, это он уже понял, за всю дорогу его практически не били, так только пнули для острастки несколько раз, и всё. Самая страшная пытка — пытка неизвестностью. Кто и куда его везёт, зачем, что с ним будет в ближайшем будущем? Вот те вопросы, которые всю дорогу не давали парню покоя. А главное, чем же он вызвал к своей персоне такой неожиданный для лейтенанта оборот.

Из всех женщин на свете только две сейчас стояли перед его глазами. Это мама, которая осталась одна после смерти отца, и каким-то волшебным образом переменившаяся к сыну после этой самой смерти мужа. И… Мадина.

— Мадина,— прошептал он насколько мог сделать это завязанным ртом загадочное, красивое и совершенно непонятное имя.

Чем эта женщина, которая была его несколько старше, покорила сердце паренька из дальней северной Тмутаракани, он спрашивал себя и не находил ответа. Да она была сказочно красива, но она уже была несколько лет вдовой, её миниатюрная фигурка была еле различима за котлами с кашей на высоких электроплитах. Чёрные смоляные волосы всегда аккуратно убраны в небольшой хвостик на затылке. Как симпатично свешивался с её головки безразмерный поварской колпак. Да и, вообще, во всём белом одеянии халате и обязательном, требуемом доктором майором Зольниковым фартуке, она была так воздушна, так мила и очаровательна, что Вартанов во время завтрака, обеда и ужина не мог мимо неё пройти просто так, чтобы не заговорить, не привлечь её внимание к своей персоне.