Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

В июльские дни фельдфебель Хебештрайт потряс нас – не только пленных и солдат охраны лагеря, но и многих взрослых жителей Цшорнау – тем, что резко изменил свой образ жизни – он завел… любовницу, красивую и пышную семнадцатилетнюю немецкую девушку Эрику. Он поселил ее в доме, принадлежащем семье Микклих, и определил Эрике официальную должность поварихи. Она была обязана готовить еду лично для него и для охраны лагеря, а также заниматься уборкой комнат и караульного помещения.

В результате Сергей Селезнев (Андреас) перестал быть уборщиком и стал ходить со всеми пленными на обычные работы. Одновременно на эти же работы напросился Огиенко, которому давно надоело быть поваром. На кухне остались только два повара: старший – Иван Сорокин (Маленков) и младший – Дмитрий Львов. Но почти каждый день им помогали уборщик казармы старик Симон – Семен Евдошенко и еще кто-либо из товарищей, оставленных в лагере.

По словам часового Николая Билка, Эрика недавно осиротела и ни от кого не имела никакой поддержки. Вот и пришлось ей идти жить с земляком-фельдфебелем. С ее появлением в Цшорнау фельдфебель заставил построить в огороде под вязом деревянную беседку и часто сидел в ней с Эрикой, попивая кофе или чай и покуривая сигару. У хозяйки двора Марии Шольце он забрал небольшое помещение, в котором организовал крольчатник, куда стал ходить вместе с Эрикой любоваться кроликами и кормить их. А траву для этих животных приносил Семен Евдошенко, который рвал ее руками на огороде или на лугу вдоль берега речки. Случалось и мне помогать Евдошенко и подносить с ним траву. И пока фельдфебель совал кроликам пучки травы, Эрика смотрела не на них, а бросала страстные взгляды на меня, не смея, однако, сказать мне ни слова. Фельдфебель это заметил, но брал нарочно меня с собой: ему доставляло удовольствие видеть, как его молодая любовница и я невольно тянулись друг к другу, но ничего не могли сделать с этим.

Однажды вечером, когда я и товарищи уже сдали часовому верхнюю одежду, фельдфебель внезапно вызвал меня в свою комнату. Пришлось явиться к нему только в длинной ночной рубашке, в нескольких местах рваной. А в комнате фельдфебеля на кровати лежала на спине ничем не прикрытая и абсолютно голая Эрика и смотрела на меня с улыбкой. Я, конечно, очень смутился, а фельдфебель с усмешкой дал мне на завтра какое-то мелкое поручение. Стало ясно, что фельдфебель специально устроил мне этот спектакль, чтобы позабавиться моим смущением.

О судьбе Эрики я узнал спустя более 25 лет после войны, когда ее видели в Дрездене растолстевшую, но все еще красивую, с супругом. Она расспрашивала обо мне и передавала приглашение посетить ее в мой следующий приезд.

…20 июля произошло в Германии событие, потрясшее всю страну, – было организовано общеизвестное покушение на Гитлера, оказавшееся неудачным. Одним из следствий этого события стало то, что абсолютно всех граждан Германии и даже военных, как в головном уборе, так и без него, обязали приветствовать друг друга с известным пожеланием здоровья фюреру – «Хайль Гитлер!». Если раньше даже при этих словах военные могли только прикладывать к головному убору ладонь правой руки, то теперь надо было сопровождать приветствие вытягиванием вперед правой руки. Прежде так обращались друг к другу лишь гражданские лица, служащие органов государственной безопасности и внутренних дел и военные подразделений войск СС и без головного убора – другие военные.

Конечно, за неудачное покушение на Гитлера поплатились жизнью множество немецких офицеров и генералов, включая даже самых высоких из них по званию, а также гражданских лиц.

В ближайшее после этого происшествия воскресенье неожиданно вечером в Цшорнау из Хонштайна прибыл и ночевал в комнате фельдфебеля инспектор. Это был пожилой и прихрамывающий офицер, присланный для проверки лагеря. Перед отходом пленных ко сну он с фельдфебелем зашел и в нашу казарму. К счастью для фельдфебеля, в ту ночь никто из нас не занимался приготовлением пищи, что официально было запрещено. В этот вечер фельдфебель пришел к нам еще раз и попросил меня утром в присутствии проверяющего устроить «спектакль», то есть, построив пленных, доложить фельдфебелю по-военному и на немецком языке, как это было один раз в прошлом году.

Сразу после подъема я объявил товарищам о просьбе фельдфебеля. После завтрака в присутствии двух конвоиров все выстроились, как обычно, по пять человек в шеренге. Как только появились проверяющий лейтенант и фельдфебель, я скомандовал строю по-русски «Смирно!», приложил вытянутую ладонь правой руки к головному убору, строевым шагом подошел к лейтенанту и по-немецки попросил его разрешить обратиться к фельдфебелю. Тот, пораженный таким обращением, конечно, разрешил. После этого, не опуская руки, я доложил фельдфебелю четко по-немецки, что советские военнопленные, кроме двух поваров, двух сапожников и одного уборщика, оставленных в лагере, построены и готовы к работе. Больных не имеется. После этого я назвал себя и исполняемую мною функцию. Фельдфебель скомандовал «Вольно!», я опустил руку, и мы обошли строй, после чего я встал впереди строя левофланговым.