Николай Иванов: День за три

Камень был небольшой, он выскальзывал, перевертывался. Рокотов осторожно подтягивался к нему, и во время одного из таких движений ему в шею уперся холодный ствол автомата. Потом его перевернули, ногой отбросили камень, проверили стропу. Нет, “духи” свою добычу просто так не упускают, они сами в заложниках и, поставленные между жизнью и смертью, напряженные и настороженные, они сами себе приговор подписывать не будут.

“Сейчас для порядка попинают ногами”, – подумал, сжимаясь в комок, Рокотов. Но мятежники все разом заговорили, начали собираться. “Возвращается разведка”, – с облегчением понял Рокотов и не ошибся.

– Вставай! – в третий раз повторил одно и то же слово молодой мятежник.

Эх, чирикарская дорога – ровная как стрела.

Если бы не фугасы и мины, оставившие на тебе колдобины! Не снаряды и “эрэсы”, отметившиеся своими ожогами! Не застывшая в напряжении “зеленка” – деревья, виноградники, пусть частично и вырубленные метров на сто пятьдесят от дороги. Да не развалины по обе стороны, тоже метров до ста необживаемые. Не зарытые по башни танки у перекрестков.

Хороша была бы ты тогда, дорога от Саланга до Кабула.

Верховодов снова ехал в первом “Урале”. Водитель Петр Угрюмов оправдывал свою фамилию полностью. Старший лейтенант даже готов был сделать его фамилию двойной – Молчаливо-Угрюмов. Правда, отмечал про себя и другое: Петр легче всех переносил самые дальние перегоны. Словом, дорога и Угрюмов нашли себя, и если при Юрке Карине Петя ездил последним в колонне, то после Саланга Верховодов перегнал его “Урал” вперед.

“Бэтры” шли в середине “ниточки”.

– Верховодов, порядок построения колонны? – всякий раз спрашивал на инструктаже комбат.

– “Бэтры” – в центре, – так же неизменно отвечал Костя.

Он рассуждал просто: если “духам” надо обстрелять колонну, они ее обстреляют при любом построении. Огонь же практически всегда ведется по головной и замыкающей машинам.

– Надо беречь тех, кто может нас спасти, – доказывал комбату старший лейтенант. – Если у меня выбьют “бэтры”, колонну можно будет брать голыми руками. А пока у меня огонь боевых машин – я не просто буду, я смогу выполнять задачу.

Так и моталась по афганским дорогам Костина “ниточка”, подчиняясь не тактике, а умозаключению своего старшего: сохрани того, кто охраняет тебя, и будешь жить.

Знал о своей доле первого и Юрка Карин. Да что знал – дважды ловил на себя мины. Одно мог дать ему старший лейтенант, кроме приказа на порядок следования, – сидеть рядом. После первого подрыва с Юркой получил Красную Звезду и разнос комбата. Когда второй раз легли с Юркой на медбатовские койки, командир прямо в палате так накричал на “экспериментатора”, что дежурный врач попросил его выйти. – Мальчишка! – снимая прямо в палате халат, все равно бросил комбат напоследок.

Он был прав, их комбат. Прав тактически – конечно же, так быстрее можно потерять старшего колонны. Но ведь кроме тактики, кроме того, что “ниточка” – это боевая единица, есть и человеческие отношения, и законы коллектива. И в новый рейс, краснея под взглядом комбата, он все же опять полез в кабину первого “Урала”, к Петру Угрюмову, заменившему на время лечения Карина. И не пожалел: именно тогда он впервые увидел улыбку на лице Угрюмова. А что нам еще надо в жизни, креме как слова – от молчаливого, улыбки – от хмурого, шага навстречу – от нерешительного. Ведь надоедает как раз болтовня пустозвонов, настырность наглых, презрительность самодовольных…

Чувствуя, что тепло кабины, мерный гул двигателя, тихое потрескивание включенной на прием рации и молчание водителя нагоняют дрему, старший лейте shy;нант повернул голову к Петру:

– Ну, и как сегодня Саланг?

“Пожмет плечами и скажет “нормально”, – попытался угадать Верховодов.

Петя пожал плечами и сказал:

– Нормально.

– Теперь вопрос, как поднимемся обратно.

“Поднимемся”, – ответил за водителя старший лейтенант.

– Поднимемся, – не стал изменять себе тот.

Вообще-то у них в колонне было не принято загадывать на будущее во время рейса. Думать думай о чем угодно, но говори только о настоящем пли прошедшем. И то, что он, командир, первым нарушил этот негласный закон, неприятно кольнуло Верховодова. “Расслабился. Первый расслабился, – пряча лицо в распахнутый бушлат, подался в уголок кабины старший лейтенант. – Как это, оказывается, просто и легко – поверить в мир и забыть об опасности. Теперь жди неприятностей”.